самом деле значит союз с Афинами. Да будем друзьями, да будем союзниками, да будем братьями!
Завершение речи было правильное. Перикл увидел, как его друг Зенон кивнул, отметив использование троичности и простого повторения. В толпе раздавались одобрительные возгласы, пока Кимон спускался по ступеням мимо Эфиальта.
Стратега вновь назначили на эту годичную должность, с каждым годом он получал все бо́льшую поддержку горожан. Эфиальт взобрался на ораторский камень и холодно кивнул, всего-то. Поднял руки, прося тишины у пришедшей в движение толпы. Его сторонники резко толкнули локтями тех, кто продолжал разговоры.
– Добрые люди, афиняне, мне выпало говорить о деле, которое уже решено в наших сердцах. Происходящее в Спарте нас не касается. – Эфиальт покачал головой, будто в досаде. – Архонт Кимон верно говорит, когда ведет речь о союзниках, но таких людей, как вы или я, не проведешь. Афинская знать с удовольствием отправит вас отдавать жизни за спартанскую, тут нет сомнений! Он называет нас пустыми и мелочными? О, своих они знают и отвечают на зов себе подобных. Они с радостью прольют кровь простых афинян в ответ на этот зов, и ради чего? Благодарности спартанцев? – Эфиальт усмехнулся и покачал головой.
Сама идея была забавной, и многие слушатели откликнулись. Перикл гневно взирал на стратега, который взмахнул рукой и указал на стоявшего внизу Кимона:
– Архонт Кимон всегда благоволил к спартанцам, к Лакедемону, в ущерб своим. Как ты называешь своего сына? Лакедемонием? А на поясе носишь спартанский копис… Разумеется, ты будешь выступать за них! – Эфиальт покачал головой, отвергая аргументы Кимона. – Я же буду выступать за тех, кто здесь. Если в Спарте случилось землетрясение, пусть они сами разбираются, без нас. Если у них восстали рабы, пусть их знать сама наводит порядок, не проливая кровь афинян!
Эфиальт спустился вниз под одобрительный гул, хотя некоторые слушатели возражали. От столкновения мнений различных группировок общее настроение в собрании ухудшалось. Не успев продумать четкий план действий, Перикл поднял руку. Эпистат заметил это и услышал возгласы: «Здесь есть оратор». Зенон и Анаксагор выталкивали своего друга вперед.
Ни Кимон, ни Эфиальт не знали, какую из сторон поддержит Перикл. Тот глянул на двадцатитысячную толпу людей, собравшихся на холме и растекшихся по его покатым склонам. Когда они голосовали, это действительно было мнение всего города. Справедливо или нет, но так решал народ, подвластный только богам. Перикл сглотнул и набрал в грудь воздуха.
– Братья, союзники, друзья, – начал он, намеренно повторив слова Кимона.
Эфиальт сдвинул брови и отвернулся.
– Что видят спартанцы, когда смотрят на нас? На Афины? Они видят наш прекрасный порт, нашу торговлю, наши гончарни и мастерские, стекающиеся к нам богатства. Они видят наш великолепный флот, который содержит Союз. Видят растущие из года в год власть и влияние. Когда люди говорят об эллинах, они имеют в виду Афины.
Перикл