стеме Ridero
Глава 1
Горе тебе, крепкостенная Троя! Горе!
Горят твои дома и белокаменные дворцы – краса и гордость Фимбрийской равнины, залиты кровью твои улицы и агоры, и бесчинствуют захватчики в твоих сокровищницах и укромах, хозяевами ступая на порог и требуя своей добычи. Некому обуздать их, некому урезонить! Пали твои доблестные сыны – Гектор, Парис, Антенор, Пандар, Адраст. Спят они вечным сном на холме Ватиея, до времени ушедшие в темное царство Аида, и не слышат мольбы и плача тех, кого любили больше жизни своей и кого клялись защищать до последней капли крови. Но и враги твои, долгих десять лет осаждавшие твои неприступные стены, понесли невосполнимые потери. Патрокл, Ахиллес, Аякс, Протесилай, Антилох, Эвриал, Махаон, Селевк, Ликомед – все они легли в землю Троады, навек примирившись со своими противниками. Однако в сердцах живых не осталось уже места для мира, только жажда мести пылала в них неугасимым, всепожирающим огнем. И теперь они творили кровавый суд, суд жестокий и неправедный, не отличая невинных от виноватых. Весь город стал заложником этой мести, и не видно было ей конца.
Горе тебе, крепкостенная Троя! Горе!..
– Мама!
Взвился, пронзив рев пламени и грохот рушащихся домов, детский крик – и стих, перейдя в кровавое клокотание. Лишь секунда потребовалась педзетайру, чтобы воткнуть в живот бросившемуся на него мальчишке свой бронзовый меч, похожий на длинный рыжий лист.
– Нет! – раненым зверем взвыла растрепанная, простоволосая женщина в сбившемся пеплосе и рванулась к неподвижному тельцу, чтобы обнять его, прижать к своей груди и, пусть запоздало, но защитить от уже случившегося. Но ахеец не дал ей такой возможности. Он схватил ее – обезумевшую от горя, не осознающую, что происходит с нею самою, – за косу и швырнул на мостовую, навалившись всем весом сверху. Торопливо сорвал с нее одежду, рывком раздвинул ее судорожно сжатые колени и, подняв край своей туники, резко вошел в нее, рыча в пароксизме наслаждения. Он двигался деловито, мерно, словно выполняя ставшую привычной работу, пока, наконец, заключительная судорога не сотрясла его тело – и, нашарив рукой свой меч, брошенный неподалеку, педзетайр лениво, как-то совершенно буднично омыл отточенной бронзой горло своей жертвы, обрывая ее страдания – и физические, и душевные. Утерев обрызганное кровью лицо, воин поднялся и, чуть пошатываясь, отправился дальше – туда, где резня и разбой были еще в самом разгаре, где слышались хохот победителей и плач побежденных…
…педзетайр омыл отточенной бронзой горло своей жертвы…
…Из-за кучи какого-то хлама, сваленной у стены дома с безжалостно выбитыми дверями, осторожно высунулась всклокоченная голова и горячечно блестевшими глазами осмотрела опустевшую улицу.
– Ушел, – оглянувшись, шепотом доложила голова и исчезла, чтобы через секунду появиться вновь – вместе со своим владельцем, худеньким пареньком лет двенадцати в зияющем прожженными дырами хитоне и с перепачканным сажей лицом. Вслед за ним из-за кучи вылезли еще двое детей, мальчик и девочка, оба – младше первого лет на шесть. Увидев труп женщины, бесстыдно распластанный на земле, девочка невольно вскрикнула и спрятала лицо на груди своего спутника, поразительно похожего на нее, словно они являлись отражением друг друга.
– Тихо! – сквозь стиснутые зубы рыкнул на нее старший мальчик. – Или ты хочешь, чтобы они сделали с тобой то же, что и с ней?
Он резко кивнул на обнаженное тело, под которым уже успела набраться изрядная лужа крови. Девочка вздрогнула и замотала головой с такой поспешностью, что казалось: еще чуть-чуть – и она у нее просто оторвется.
– Н-нет, – промямлила девочка, едва сдерживая рвущиеся из груди рыдания.
– Тогда молчи, что бы ты ни увидела, и делай то, что скажу я. Хорошо?
– Хорошо, Хорив, – кивнула девочка, все еще не отрывая лица от груди своего брата. Хорив перевел взгляд на него.
– Это касается и тебя, Вингнир. А теперь идите за мной. На цыпочках.
Они двигались по безлюдным темным закоулкам, подобные безмолвным серым теням, сумевшим сбежать из Тартара, ускользнув от неусыпного взора трехглавого Кербера. Один раз они едва не столкнулись с пьяными ахейцами, бродившими по улицам Трои в поисках очередных жертв, но успели проскочить в чей-то мегарон, теперь пустынный, как кенотаф, ждущий своего владельца. Им повезло: захватчики, горланя какую-то неприличную песню, прошли мимо, и беглецы, переведя дух, отправились дальше. Наконец, пройдя позади диптера, посвященного Гермесу – богу торговли (об остальных ипостасях лукавого божества в Трое предпочитали не вспоминать), они вышли на центральную агору.
Посреди площади все еще стоял забытый захватчиками деревянный «конь» – огромная осадная башня, действительно напоминавшая лошадь своим поднятым наклонно вверх и обшитым деревянными панелями переходом, по которому атакующие могли беспрепятственно проникать на стены осажденного города, не опасаясь