чье лицо приглянется? Или лучше подождать случая, присмотреться к людям, увидеть, кто как себя ведет, и тогда уж сделать выбор?
Так лучше. Так вернее.
И Ляля решила ждать.
Однажды утром весь лагерь был выстроен по две шеренги в каре.
– Жиды и коммунисты, три шага вперед! – скомандовал офицер.
Из каждой шеренги вышло по нескольку человек.
Выведя их на середину и приказав раздеться, офицер принялся ходить вдоль шеренг, пытливо всматриваясь в лица остальных.
Среди вышедших была женщина средних лет, в шинели, с повязкой Красного Креста на рукаве. Женщина держала за руку мальчика лет двенадцати. Ее лицо выражало не то растерянность, не то какое-то крайнее удивление, словно она силилась и не могла понять, чего хотят от нее и от мальчика. Глаза ее настойчиво спрашивали об этом тех, кто остался в строю. Когда, закончив свой обход, офицер вышел на середину и подошел к ней к первой, она только сжала руку сына.
– Раздевайся, – приказал офицер.
Женщина послушно сняла с себя шинель и гимнастерку. Мальчик плакал и держался за юбку матери. Затем ей было приказано снять и юбку. Женщина отказалась. Теперь в ее глазах была только ненависть. Офицер вызвал из строя двух пленных и приказал раздеть женщину. Пленные стояли не шевелясь.
У Ляли потемнело в глазах; она безотчетно рванулась, но тут же чья-то рука властно легла ей сзади на плечо.
– Спокойно! – услышала она громкий шепот. Она обернулась и увидела наклонившееся к ней незнакомое, заросшее щетиной лицо, такое же темное, как и все лица вокруг. – Спокойно, – повторил незнакомец, и рука его больно сжала ей плечо.
Раздетых пленных отвели в сторону, к лагерному заграждению, дали им в руки лопаты и заставили рыть яму.
Раздалась новая команда: всем пленным сесть. Затем конвоиры подошли к жертвам и стали по одному подводить к офицеру. Тот поворачивал обреченного лицом к яме и, выстрелив из револьвера в затылок, ногой сбрасывал тело вниз.
Ляля сидела в оцепенении, не в силах шевельнуться. Руки, ноги, шея – все вдруг одеревенело, что-то твердое сдавило грудь и начало ползти вверх, подступая к горлу тошнотой. Она почувствовала, что падает, и снова сильные руки человека, сидящего сзади, пришли ей на помощь.
– Ну, спокойно, – вновь услышала она, теперь уж у самого уха.
Она вздрогнула, схватилась за руку, лежавшую у нее на плече, и заставила себя поднять глаза на офицера: тот аккуратно вкладывал пистолет в кобуру. Женщины с мальчиком уже не было рядом с ним. Не было никого, кроме конвоиров.
Застегнув кобуру, офицер назидательно обратился к пленным:
– Вам давно надо было так поступить с коммунистами. Тогда у вас был бы порядок.
И закончил бесстрастным голосом:
– До утра никто не должен подниматься с места. За нарушение приказа – расстрел на месте.
Теперь все знали: это не пустая