т стать последней. Представление в театре «Инкансо» показало это так ярко, что теперь не позабыть ни на минуту. Представление, устроенное его… женой? Илай не был уверен, правильно ли называть Эстеллу так теперь, когда он навсегда заперт в своем поместье, а она может жить свободно. Так, как мечтала.
Впрочем, ему не на что жаловаться. Пятьдесят прошедших с тех пор ночей – это и без того больше, чем можно было бы надеяться. Он заслужил кару за все, что наделал. Так странно это осознавать, ведь карал всегда он сам.
Но почему он каждый раз со все большим нетерпением ждет рассвета? Глядит вдаль через линзу самодельной увеличительной трубы. Громоздкой, занимающей чуть ли не половину спальни. Ей бы стоило и дальше оставаться в мастерской. Если бы не одно «но».
«Может, перенести сюда кровать?» – предложила Катрин после того, как он девять ночей подряд провел в заполненном инструментами и недоделками, заканчивать которые теперь не было никакого желания, сарае.
Знал прекрасно, как глупо оставаться здесь столько времени, если даже не можешь толком сказать, что надеешься в эту трубу увидеть. Но заставить себя отойти хотя бы на несколько шагов тоже не мог.
«Придется заодно перенести и комод, и письменный стол, и все остальные вещи», – отмахнулся тогда Илай. А через минуту понял, что Катрин права, как бы странно ни было это признавать. Так не могло больше продолжаться.
Теперь стало возможно наслаждаться бесполезным, но в то же время таким важным занятием, находясь в комфорте спальни. Нагревшиеся за долгий солнечный день стены так и не успели остыть за ночь. Окутали своим теплом, словно невидимым, невесомым одеялом.
Вскоре на горизонте забрезжила полоска восходящего солнца, окрасив лавандовое поле розоватой дымкой. Будто решило на несколько минут вернуть воспоминание о давно срезанных цветах. На лице Илая мелькнула улыбка.
– Будет хороший день, – послышался голос Катрин за спиной.
Илай поспешно затворил линзу крышкой. Сдвинул брови, напуская на себя хмурый и строгий вид, как старался делать всегда в ее присутствии. Отчего-то с каждым новым днем, проведенным под одной крышей, это давалось все труднее.
– И почему ты так решила, позволь полюбопытствовать?
Ничуть не смутившись от показного недружелюбия, Катрин ответила тем отстраненным тоном, который одновременно пугал и вызывал интерес:
– Это не я решила, это…
Она вдруг замолкла, отвела взгляд. Наверное, ждала, что он первым прервет тишину. Или пыталась придумать, на какую тему перевести разговор.
Из любопытства Илай ждал, сложив руки на груди, хотя уже начал догадываться, каким будет объяснение. Слишком явно чувствовался от нее запах меда. А ведь перебить пропитавший все вокруг лавандовый дурман не так-то просто.
– Видимо, это тебе наши пчелы поведали, – протянул Илай. По тому, как дрогнули ее плечи, стало ясно: догадка попала в самую точку. – Продолжаешь ходить не пасеку, даже после… после того, что они с тобой сделали?
Катрин встряхнула головой, отчего вуаль седины в волосах сверкнула серебром. От возмущения сморщила курносый носик.
– Кто-то же должен их навещать, раз ты отказываешься.
На мгновение Илай почувствовал острый укол совести. Это ведь и его пчелы тоже. Его – в первую очередь. Как бы он ни пытался это игнорировать – не получится. Он за них отвечает и всегда будет.
– Как хорошо, что ты не даешь им заскучать, – ответил он со все тем же равнодушием, однако тут же не выдержал и отмахнулся: – Ладно, ладно, схожу я к ним. Сегодня же схожу, обещаю.
Лицо Катрин просияло от этих слов. Казалось: еще чуть-чуть, и она запрыгает от радости.
– Это хорошо. Они говорили, что ты скоро перестанешь на них сердиться.
Илай с трудом сдержал невеселую усмешку. Сердиться? На тех, с кем связан до конца жизни? Какой в этом смысл?
– А что-то более полезное они не соизволили рассказать?
К собственному неудовольствию он услышал в своем голосе нотки раздражения. Похоже, его пчелы не ошиблись. Кто бы сомневался.
– Нет, – Катрин пожала плечами, – но если ждешь новостей, то придется потерпеть еще немного.
О чем это она? Новостей? Да, новостей. Из мира, что остался по другую сторону ограды его поместья. Только сейчас Илай осознал, почему этой ночью направил увеличительную трубу на дорогу, ведущую в город. Дорогу, по которой вчера уехал за покупками отец Катрин. Фредрик – пора бы уже привыкнуть называть его по имени.
Дорогу, на которой в этот момент показалась одинокая повозка.
– Если только совсем чуть-чуть, – согласился он.
Но повозка приближалась нестерпимо долго. Илай с трудом удержался от того, чтобы не последовать примеру Катрин, выбежавшей отцу навстречу. Вместо этого остался стоять у окна, наблюдая за происходящим.
Простенькое платье Катрин, больше подходящее служанке, а не хозяйке поместья, развевалось на ветру. Волосы тоже – наверное, скрепляющую их заколку обронила по пути. Она лишь