Новые миры доктора Коли. Ольга Овчинникова

гожданные выходные – можно отдохнуть, расслабиться.

      Поджарив яичницу и, как обычно, при намазывании хлеба маслом, порезав палец, доктор приступил к трапезе.

      Безумный рабочий день – склочные больные…суета, суета, суета. Но мысли о еде, наконец, пересилили на работу. Доктор голодными глазами посмотрел на оставшийся кусочек яичницы и быстренько отправил его в рот. Не удержавшись, он облизал тарелку так же, как это делал в свое время его любимый кот Кеша. По коту доктор уже не так сильно скучал. Иногда только, налюбовавшись на Кешину фотографию, висевшую в туалете и помогавшую доктору сосредоточиться на естественных нуждах, он ронял скупые слезы на обнаженные коленки.

      Надо сказать, что для Кешиной фотографии нашлось бы и более подходящее место, но одинокий доктор проводил все свое время лишь в пяти местах. Во-первых, на работе, где ему волей-неволей приходилось смотреть на больных. Во-вторых, на кухне. Ну, здесь глаза доктора сами собой устремлялись на еду. В-третьих, это было кресло у телевизора, по которому доктор пять раз в неделю смотрел мыльные оперы, всячески сопереживая героям. В четвертом месте он не смотрел никуда, то есть смотрел сны. И, наконец, пятое место было целиком и полностью посвящено Кеше. Доктор мог любоваться им сколь угодно долго, пока в его медицинском мозгу не начинал трезвонить ограничитель: «Коля – это вредно! Вредно так долго сидеть на одном месте! Ноги затекут. Опять упадешь и ударишься лбом об дверь!!! Опять будет сотрясение мозга!»

      Обычно ограничитель работал четко. Пять минут и зазвенел: «Все! Пора на выход!» Но сегодня доктор слишком расчувствовался. Трясущимися руками он навылущивал горсть таблеток слабительного вперемежку с валидолом и сел перед телевизором ждать эффекта. Просмотрев два или даже три сериала, он почувствовал вдохновенные позывы. «Ах, как хорошо!» – думал доктор, прыжками несясь к «заведению». – «Хоть полюбуюсь на Кешу!»

      Желание доктора осуществилось, сглотнув слезу и пропустив звон ограничителя, он пялился на кота еще минут двадцать. Мысли в его голове роились сумбурные: «Эх-х-х, отличные таблетки… Ах, Кешенька, и почему ты сбежал? Ну, с кошачьей точки зрения, я могу понять. Но ведь декабрь в конце концов был, а не март… Гуляешь себе на свободе – открываешь новые, неизведанные миры. А вернешься, опять тебя глистогонить надо! Где же это у меня таблетки-то лежат?»

      Звонок в дверь привел доктора в крайнюю растерянность: «О чем это я?» Лихорадочно подскочив, и забыв про особенности своего организма, доктор Коля с грохотом обрушился на пол и с размаху ударился лбом об дверь. Издав нечленораздельный звук: «Ай-и-и-э-э», – он потерял сознание, раскорячившись в очень неудобной позе вокруг унитаза.

      Открыв глаза, он обнаружил, что находится в очень странном помещении, напоминавшем коридор со множеством закрытых дверей. Доктор протянул руку к одной из них и с силой распахнул. В лицо повеяло теплом, и замерший доктор смело шагнул вперед. Дверь с треском захлопнулась за ним. Оглядевшись, доктор поразился! Дверь была вмонтирована прямо посреди огромной каменной скалы. Со всех сторон к ногам доктора подступал девственный лес. Названия деревьев он определить не смог и попросту обозвал их для себя пальмами. Не ощутив прямой угрозы для жизни, доктор зашагал по джунглям, удивленно взирая на незнакомый мир и наслаждаясь покоем.

      Постепенно он заходил все дальше и дальше в лес. Зеленые ветви колыхались над его головой, мягкие травы устилали путь, спокойный ветерок курчавил вечно всклоченные волосы, приятно пригревало солнышко, … пара жадных глаз смотрела на странную добычу с ближайшего дерева.

      С диким криком птеродактиль бросился на доктора, но, зацепившись крылом за лиану, упал на землю, стукнулся головой о камень и, судя по всему, – умер.

      Трясущимися руками доктор перекрестился и начал шептать молитву. Вместо «Отче наш» в девственном лесу слышалась клятва Гиппократа. Опомнившись, доктор решил быстренько вернуться. Но не тут-то было! Он не знал, куда идти. Чем больше он размышлял, тем сильнее бередила душу медицинская этика. Содрогаясь от страха, доктор подбирался все ближе и ближе к гигантскому птицеящеру.