мелые заверения рекламщиков.
А потом погас свет. Внезапно и повсеместно.
– Нет, солнечный, конечно, остался, а вот электрического мы лишились,– так рассказывает отец. Им с матерью тогда было около тридцати. Моему старшему брату Омбражу едва исполнилось два года, и вот-вот должен был родиться я.
– Иначе мы с Паэной вряд ли решились бы завести ещё одного ребёнка. Жуткое выдалось времечко. Продукты в магазине нам были не по карману. Зарплату стали выдавать на две трети батончиками «Источник питания» и на оставшуюся треть – деньгами. Вероятно, нас не хотели лишить возможности вносить коммунальные платежи и хоть изредка чистить зубы и подтираться. С тех пор прошло двадцать два года, мы живы, вырастили прекрасных сыновей и ни о чём не жалеем. Правда, признаюсь, я каждый раз боюсь перед сном, что, поцеловав вашу маму больше одного раза на ночь, наутро не найду в себе сил завести машину.
Мы смеёмся. Это наша любимая шутка. И папа тут же целует маму, а брат хлопает меня по плечу.
– Кому крошки от батончика? – спрашивает мама, и, не дожидаясь ответа, делит их между мной и Омбражем. Этого хватит, чтобы пятнадцать минут поиграть в компьютерную войну.– Вечерний выпуск новостей, как всегда, за мой счёт! – оповещает мама и прикрепляет к коже округлый электрод. На миг замирает, пережидая кратковременную остановку сердца с последующей экстрасистолой, и поворачивается к экрану телевизора, озаряющемуся заставкой новостной программы.
Часы в нашей семье носят все. Они отнимают мало энергии.
Да, теперь вся электротехника работает за счёт человеческих ресурсов. Съел батончик, прикрепил датчик – и радуйся жизни, жги собственное электричество. Такие киловатты у государства не украдёшь.
Двадцать два года назад, накануне моего рождения, наша страна распалась на две половины. Люцурию и Умбрус. В школьных учебниках пишут, что первое название составили из двух латинских слов lucis (свет) и luxuria (роскошь), а второе – симбиоз umbrae (тьма) и usus (нужда). Так и живём. Они – в блеске, мы в бедноте. Они – богачи, а мы – отбросы. Слепые. Кроты.
Понятное дело, дружбы между двумя половинами страны не водится, работаем мы каждый на своей территории, однако бесшабашные подростки запросто бегают из Умбруса в Люцурию на дискотеку, а купающиеся в свету богатые девчонки соблазняются нашими низкими яркими звёздами в непроглядной ночи.
Вот такое государство.
Меня зовут Кисертет. А фамилия моя – Тень. Пожалуй, не совру, если предположу, что мы – единственная в Умбрусе семья, носящая фамилию. Впрочем, о своей семье я расскажу вам позже, сейчас я собираюсь на свидание. Это не просто очередная встреча в кафе или кинотеатре. Это – знакомство с её родителями. Я надену свой лучший костюм и отправлюсь в дом к Шонди и Менессе. Солнцу и Луне.
Чем закончится сегодняшний вечер я могу без труда рассказать, даже не доставая пиджака из шкафа, но моя девушка уверяет, что всё пройдёт гладко. Увы, ей только восемнадцать, я всё же старше и способен сообразить, что разработчик рецепта батончиков «Источник питания» не потерпит в своём доме крота.
– Даже не переживай,– щебетала вчера при расставании Гевси,– Папочка любит меня и не станет препятствовать нашему счастью.
Беспокойство всё равно не оставляло меня сегодня, как и в любой другой день, когда доводилось оказываться на ярко освещённых улицах Люцурии. Казалось, свет прожаривает насквозь, каждый луч словно протыкает меня булавкой, как мотылька, ставшего занятным экспонатом в чьей-то коллекции.
Уже на подходе к дому Гевси и её родителей я почувствовал слабость. Разумеется, никаких датчиков ко мне сейчас не крепилось, за исключением сенсорной панели наручных часов – но это мелочи. Всё окружающее великолепие, ажурные, плещущие светом фонари питались от трансформаторов, а не из моих жалких внутренних ресурсов, но тем не менее мне, привыкшему беречь каждый фотон, не удавалось расслабиться и просто купаться в световых потоках. Чтобы осветить улицу в Умбрусе, потребовалась бы сотня человек единовременно и ещё сотня сменщиков, но, даже при таком подходе, свет был бы значительно более тусклым, чем здесь.
В Умбрусе по вечерам мы чаще сидим дома, а по улицам пробираемся ощупью, ориентируясь только на свет автомобильных фар и отблески в окнах окрестных домов. Естественно, никому даже в голову не приходит сократить рабочий день настолько, чтобы служащие успевали вернуться домой засветло и не подвергались заведомому травматизму. Если уж страна, в прямом смысле этого слова, питается своими жителями, вряд ли она станет горевать о перемене блюд. Боюсь, в скором времени демографические показатели станут плачевными, среди моих ровесников всё меньше желающих обзаводиться семьями и плодить новых кротов. Но разве два десятка лет – достаточный срок, чтобы понять размеры бедствия?
Я замер, пережидая коленную дрожь и приступ лёгкой дурноты. Глаза покалывала привычная для вылазок в Люцурию боль. Ещё час-полтора, и они начнут слезиться, хорошо, если не дойдёт до ожога роговицы.
Мама Гевси – Менесса – была мила и учтива, но холодна и не проявляла ко мне ни малейшего живого интереса. Отец – Шонди – удостоил