, к Т. Л. Сухотиной, сказал мне о Черткове:
– Бог дал мне высшее счастье, – он дал мне такого друга, как Чертков.
И вот об этой-то трогательной, удивительной дружбе Л. Н. Толстого и В. Г. Черткова, – дружбе, продолжавшейся около 27 лет, мне и хотелось бы рассказать русскому обществу.
Последний год моей жизни я прожил вблизи Ясной Поляны, имея возможность наблюдать отношения Л. Н. Толстого к Черткову, очень часто лично слышал отзывы Л. Н. о Черткове, и, к счастью, мне удалось воспользоваться такими «документами», которые, и помимо общих, ясных для всех соображений, с ясностью покажут весь вздор и недостойность пущенных в печать обвинений против Черткова.
В. Г. Чертков родился в аристократической, богатой семье и, получив домашнее воспитание, поступил на военную службу в конно-гвардейский полк.
Служба эта проходила, как вообще она проходит у золотой молодежи.
«Всем трем классическим порокам – вину, картам и женщинам – я предавался без удержу, живя, как в чаду, с редкими промежутками душевного отрезвления. В эти периоды внутреннего просветления я чувствовал отвращение к своему беспутному поведению и мучительно тяготился своим положением. Ища из него выхода, я напряженно задавался основными вопросами жизни и религии»[1]. Русло, по которому потекли эти напряженные искания смысла жизни, нашло себе ход в Евангелии. Надо заметить, что мать и родственники В. Г. Черткова были люди религиозные, увлекавшиеся в то время учениями Редстока и Пашкова, но молодой Чертков не удовлетворялся этими учениями, а искал более рационального понимания Евангелия и был в этих исканиях совершенно одинок.
Во время своих дежурств в военных госпиталях молодой гвардейский офицер, после бессонных ночей, проведенных в кутежах, очутившись в строгой обстановке, среди больных и умирающих, отдавался чтению Евангелия. Свои досуги на дежурстве посвящал тому, что читал Евангелие тяжело больным и всегда при этом чувствовал, как между ним, полным жизни, молодым, жизнерадостным человеком и несчастным, иногда умирающим, возникала живая, трогательная связь, которой не было у него в кругу его обычных товарищей и друзей.
Характерная черта, отличавшая Черткова еще в ранней молодости, заключается в необыкновенной искренности, прямоте и последовательности. Здоровый, сильный, богато одаренный, с перспективами на блестящую карьеру, он ни на минуту не задумывался над тем, чтобы пожертвовать всей своей будущностью ради исполнения долга, как это диктовала ему совесть. И первое испытание в этом отношении ему пришлось перенести, когда ему было всего 22 года, во время своего дежурства в военном госпитале. Случайно он увидел, в каких тяжелых, мучительных условиях держали там «политического» чахоточного Подлевского. Не останавливаясь ни перед чем, не поддаваясь увещаниям и угрозам, он заступился за страдавшего.
Чтение Евангелия и напряженное искание «истинной жизни» привели молодого гвардейца к убеждению в несовместимости военной службы с исповеданием христианства, к которому он тянулся всей своей душой, и молодой Чертков решил выйти в отставку. Родители были, естественно, очень огорчены тем, что сын губит себя таким поступком, и отцу удалось уговорить сына не приводить пока, в исполнение своего намерения, а уехать в Англию в 11-месячный отпуск. Вернувшись из отпуска, В. Г. Чертков «протянул», по желанию отца, еще год на службе в конной гвардии, но после 1 марта 1881 г. бросил службу и уехал в имение отца, в Воронежскую губернию.
Ехал он в деревню с определенным настроением: сблизиться с «кормящим обеспеченные классы населением» и заняться той деятельностью, которая была бы в интересах этого населения. В деревне он принимает живейшее участие в земстве, строит школы, больницы, создает потребительские лавки, ссудо-сберегательные товарищества для крестьян и т. п. и с головой уходит в интересы простого народа.
Эта внешняя деятельность не мешала совершаться той внутренней работе, которая все больше и больше занимала Черткова. Главный вопрос, который мучил его, это – то значение, которое должно иметь в нашей жизни христианское учение и, в частности, как одно из главных следствий этого, отношение к военной службе христианина и вытекающие из этого отношения последствия. Чертков был почти одинок в этой своей душевной работе, если не считать художника Крамского и морского офицера П. И. Бирюкова, которые отчасти поддерживали его в этом периоде искания.
Изредка Чертков наезжал из деревни в Петербург к родителям, и вот во время этих наездов он не раз слышал, что известный романист Л. Н. Толстой тоже мучится душевными сомненьями и религиозными вопросами в том же направлении. Эти слухи побудили Черткова лично познакомиться с Л. Н. Толстым, что он и сделал в конце 1883 года, проездом через Москву. Первый вопрос, который задал Чертков Л. Н-чу, был вопрос о христианстве и военной службе. Это был теперь пробный камень при общении Черткова с людьми. Вместо ответа на вопрос, Л. Н. стал читать из рукописи, которую он только что кончил перед тем. Рукопись эта была: «В чем моя вера».
Чертков радостно слушал чтение, поняв, что,