тной комнате типовой трёхкомнатной квартиры, и мощные колонки его работали, заполняя эту комнату тихим, страдающим голосом певицы…
«Господи, ну откуда в её голосе и душе такая мольба, такой надрыв, такое отчаяние? Откуда?…
Кажется, что в голосе этой поющей женщины слились воедино голоса всех женщин земли, которые, какими бы разными они ни были, хотели и хотят только одного – Счастья.
Обычного счастья…
Но его, Счастья, в мире почему-то всегда не хватает, никак не хватает его, и поэтому беспомощной женщине… просто приходится становиться сильной, по-настоящему сильной, и уже не помогает она этим призрачно «сильным» мужчинам, а… спасает их от этой их бессильной, никчёмной «силы», которая ничего не может до тех пор, пока слабая женщина, осознав, что её Счастье находится под угрозой, не вступает за него в бой.
Не против кого-то, неведомого или слишком хорошо ей известного, а ЗА – за своё право на счастье, которое жизнь хочет у неё отобрать…»
Пластинка была старой и затёртой, поэтому голос певицы, и без того хриплый, казался совсем уж грубым, – и Настя Смирнова думала о том, что ей давно нужно было бы где-нибудь разыскать хорошую пластинку и переписать на новый лазерный диск или на фирменную кассету все те песни, которые когда-то, задолго до её, Насти, рождения, напела на пластинку Алиса Фрейндлих.
… Спектакль назывался «Интервью в Буэнос-Айресе», он рассказывал о людях, погибших в те годы, когда в Чили Аугусто Пиночет и его подручные истово отрабатывали полученные от янки деньги, и события эти происходили за семь лет до появления на свет Насти Смирновой, жительницы города Солнечногорска Московской области, которая пока что не была ни в Чили, ни в Аргентине, ни в прочих заокеанских странах, но которая немало знала о них – и не только из «ящика», а и от человека, исколесившего на своём велосипеде все континенты и так интересно умеющего рассказывать о том, что происходит на обочинах дорог, по которым проходили гонки… И эти долгие, чаще всего ночные, рассказы были такими интересными, и эти огромные зелёные глаза горели огнём такой любви и такого обожания, что…
Настя очень любила эту старую пластинку, даже не столько саму пластинку, сколько голос Алисы на ней – никогда более не доводилось девушке слышать в этом голосе одной из любимых своих актрис такого отчаяния, смешанного с надеждой, хотя песни в исполнении Фрейндлих в семье Смирновых любили, и родители в своё время успели приобрести практически всё, что нещедро выпустила пресловутая «Мелодия», отечественный монстр-монополист, в своё время бездарно упустивший возможность открыть миру, как теперь принято говорить, «раскрутить» многих и многих на самом деле талантливых людей (вспомнить хотя бы одного Высоцкого!..), но тупо штамповавший бесчисленные «зеркала души», отражающие зияющую пустоту – а что ещё при полном отсутствии того, что должно отражать зеркало, можно в нём увидеть?…
Сегодня Настя сознательно позволила себе, как она называла про себя такое своё поведение, «тайм-аут» в университете, потому что сегодня находиться в аудитории она просто не смогла бы: сегодня прилетал Серёжка.
… Они не виделись больше месяца – сначала их команда была на подготовке, потом они ехали многодневку, которую лидер команды уверенно выиграл и после которой нужно было сделать ещё что-то по рекламному контракту, потом ещё что-то…
Всё это время они, как обычно, ежедневно (по несколько раз в день!) «общались по фону», как издевательски окрестил это так им обоим необходимое, но так изматывающее их «общение» Сергей, и это «фоновое» присутствие каждого из них в жизни любимого человека становилось с каждым днём всё более и более мучительным, потому что нет и, наверное, никогда не сможет быть техника такой, какой бы совершенной она ни была, чтобы она могла заменить ощущение тепла и покоя, возникающее от присутствия рядом с тобой (или не рядом, а в тебе самом, в душе твоей?…) человека, который нужен тебе сильнее, чем ты сам себе нужен в этой жизни…
И не патетика это, не громкие слов, не словоблудие, а истинная правда, потому что любой из нас без любимого человека неполон, нет его – и ты сам – не ты, а какая-то несуразная часть человека…
Поэтому Настя, когда Сергей радостно сообщил ей, что они «отстрелялись, теперь полная свобода!», стараясь удержать в себе слова, рвущиеся наружу, неловко замолчала.
– Насть, а Насть, ты чего молчишь-то? – Серёжка, полный радости, «не просёк» это её состояние. – Я говорю, что мы теперь на неделю вольные птицы, и поэтому я через два дня дома буду!
– Да, – односложно и невпопад отозвалась Настя на его слова.
– Так ты вроде бы как и не рада этому? Или это мне… мерещится?
– А ты пораскинь умишком, – посоветовала Настя, к которой постепенно возвращалась способность внятно выражать свои мысли.
– Я сегодня утром кофе пил без сахара, поэтому много думать мне категорически противопоказано! Опасно для здоровья – радостно объявил Сергей.
– Никак, совсем плохой стал?
– Со всем, что во мне есть, – стал плохой!
– Ладно, Мальчиш-Плохиш, рада я этому, рада, можешь не бежать