Ирина. Алексей Матвеевич Мельков

роспекте нефтяников, на втором этаже, располагалась редакция многотиражки, редактировал которую Евгений Зырянов, хороший парень с рыжеватой бородкой. Встречая меня на улице города, он говорил: "Стихи. Неси стихи!" И я нёс, что только удавалось сочинить. И Евгений Зырянов печатал. Бескорыстно, как для него, так и для меня.

      И вот, за любовь к стихам, видимо, послал мне Бог её, стройную и большеглазую. Дюжина лет пронеслась с тех пор, цвет глаз как-то подзабылся, но сам взгляд, его тональность, до сих пор звучит в памяти. Ни фотографии, ни адреса. Если бы не стихи в записной книжке, на которые натолкнулся, разыскивая совсем иные факты из прошлого, наверное, и не вспомнил бы о той короткой июльской вспышке любви, которая просуществовала меньше недели. Не сама любовь, а возможность встреч с Ириной, от знакомства до её отъезда.

      "Даю обет до дней заката:

      отныне в сердце только ты.

      Оно твоим огнем объято,

      Богиня, гений красоты.

      Возьми его, играй и мучай,

      не хочешь, просто растопчи.

      Я знаю, что из всех – не лучший.

      О чем же…глаз твоих лучи?"

      Две первых строфы из первого экспромта, обращенного к Ирине, датированного четвертого июля 1982 года. Мы с Ириной в те дни были в "пограничном" состоянии, на краю. Только она на том краю пути – дороги, которая ведёт в храм любви, семейного ли союза, а я как раз шёл обратно, из храма любви.

       2.

      Сердце мое было почти свободно. В нём дотлевали, остывали угли отгоревшей любви, самой-самой дорогой, но все же, все же… Ничто не вечно. Житейские бури. бстоятельства. А самое губительное – расстояния, расставания. Разрыв связи биополей. Да и человек, в этом вареве жизни быстро меняется, становится другим, не таким, которого встретил когда-то, и который запал в душу, высек искорку любви, обратившуюся в яркое пламя. Как там у классика: "Нет, не тебя так пылко я люблю…"