асов.
Поправляю пиджак, быстро выдохнув, начинаю обратный отсчет про себя.
Девять.
Очень интересно узнать, как он выглядит!
Восемь.
Интересно, а все сыщики едят пончик?
Семь.
Нет, нужно собраться с мыслями! Я же будущий сыщик!
Шесть.
Блин… Захотела в туалет по-маленькому…
Пять.
А вдруг я ошиблась адресом?
Четыре.
Нужно вспомнить магическое право. Он же может задать вопросы!
Три.
Нет, всё будет хорошо.
Два.
Нет. Всё уже плохо! Я не могу собраться с мыслями.
Один.
Глубокий вдох и медленный выдох.
Три ровных стука в дверь, с периодичностью в одну секунду. Поправляю пиджак и шляпу, которая, как мне кажется, уже немного перекосилась на волосах. Ожидаю, когда мне откроют дверь.
За дверью слышатся шорохи, потом что-то громко падает. Звук очень похож на разбившуюся вазу. Отчетливо доносятся шаги по осколкам. Я прислушиваюсь к каждому звуку. Хочу приложить ухо к двери, чтобы получше расслышать, но она резко распахивается.
Передо мной возникает мужчина с голым накаченным торсом и в спортивных штанах. Мы встречаемся с ним взглядом. Вот как выглядит мой наставник? Волнистые каштановые волосы, глубоко посаженные насыщенные карие глаза. Трехдневная щетина, ровные тонкие губы, волевой подбородок и кучные брови.
Он смотрит на меня. Я смотрю на него.
Нужно брать ситуацию в свои руки!
– Меня зовут Октябрина, я ваша практикантка, – тараторю на автомате, потому что два чертовых дня тренировалась перед зеркалом. В это мгновение мы оба замираем. Мне чудится, что омут карих глаз выглядит стеклянным. Мужчина сначала хмурится, сощурив глаза, а потом тихим мягким тембром добавляет:
– Который час?
Смотрю на наручные часы:
– Семь часов и одна минута.
На какое-то мгновение мужчина задумывается, будто бы что-то считает в уме, а потом резко спрашивает:
– А день недели?
– Воскресенье, – удивленно отвечаю ему.
Мужчина что-то мычит, а после резко закрывает дверь перед моим носом.
Стою как вкопанная, не поняв, что произошло. Осознание приходит так быстро, что чувствую, как во мне закипает возмущение. Это что за неуважение такое с порога? Ух!
Требовательно стучу еще раз в дверь, и на пятом стуке она вновь открывается.
– Меня зовут Октябрина, я ваша практикантка, – говорю я чуть медленней, чтобы до этого невежи наконец-то дошло. – Сегодня мой первый рабочий…
– Тс-с-с-с, – шипит мужчина и морщится. – Голова болит.
– А, – восклицаю я тихо, перебирая ручку маленькой сумочки пальцами. – Меня зовут Октябрина, – говорю ему шепотом. – Я ваша новая практикантка.
Мужчина моргает несколько раз, а после внимательно оглядывает меня с ног до головы. Он медленно скользит взглядом, отчего мне становится не по себе. Ощущаю себя в чем мать родила, на всеобщем обозрении. По коже пробегают мурашки. Мужчина неразборчиво мычит, заострив свой холодный взгляд на моих туфлях.
– Какая высота ваших каблуков?
– Четыре сантиметра, – говорю ему и не понимаю, к чему был этот вопрос.
– Сойдет.
– Что?
– Как вас зовут? – вновь интересуется мужчина, будто бы не расслышал.
О нет, он все прекрасно слышал!
– Октябрина Чехова, – говорю ему со всей серьезностью и скрещиваю руки на груди. – Вас должны были предупредить о том, что в воскресенье, первого октября, ровно в семь часов ноль минут, приду я.
Вижу, как мужчина пытается сообразить, что я ему говорю. И тут мне приходит на ум назойливая мысль: он чертовски пьян!
Ну конечно же! Это всё объясняет! И стеклянный взгляд, и ненормальное поведение. А еще… То, что у него болит голова. Я даже уверена в этом!
– Чехова, Чехова, Чехова, Чехова, – тараторит мужчина, будто бы пытается что-то отыскать в своих мыслях. – Чехова…
– Я из Академии Потусторонних Расследований. Третий курс, с кафедры по борьбе с нечистью.
Мужчина замирает, подняв холодный взгляд. Вначале щурится, следом тяжело вздыхает, потом вновь щурится.
Странный какой-то.
– Я студентов не принимаю, – отчужденно говорит он и хочет захлопнуть дверью, как я ставлю ногу между порогом и полотном.
– Ну как же не принимаете! – восклицаю я, оттолкнув дверь от себя. – Вот же официальное письмо!
Поспешно достаю официальную бумагу с магической печатью ректора моей Академии и торжественно вручаю это мужчине. Но он не берет ее. Просто смотрит на бумажку, словно я раздаю какие-то листовки. Но, по всей видимости, из-за моего требовательного