по крайней мере, там я трижды заменял заболевших актёров за гроши. Но на этот раз они заявили, что место в ближайшем будущем для меня не предвидится, но сказали, что им срочно требуется плотник. Если я у них задержусь, то смогу потом претендовать на роль актёра без очереди. Я мог бы быть у них отменным плотником, ведь в доках я многому научился, но это предложение было не только унизительным для меня, как насмешка над моей мечтой, я боялся, что так навсегда и застряну в рамках обычного работника, поэтому отказал. И снова ушёл разочарованный, пытаясь скрыть чувство досады.
Мне было двадцать пять, а я так и не обрёл своего места в жизни.
Когда наши родители погибли, работа брата позволяла нам только не умереть с голоду, так что ни о каком дальнейшем образовании для меня тогда речи не шло, хотя Генри знал, как страстно я мечтаю стать актёром. И мне пришлось забыть об этом на то время, пока я пытался устроиться после школы хоть на какую-нибудь работу в доках. Мы оба родились и выросли в бедных рабочих лондонских кварталах, потому-то большая часть моей жизни всегда была связана с доками. И мне не хотелось ничего менять, потому что я был привязан к этому месту. Так что все мои первые работы юности так или иначе связаны с этими местами – сортировщик рыбы, учётчик, матрос на буксире или грузовом баркасе, плотник и тому подобное. Эти профессии помогли мне накопить достаточную сумму денег на то, чтобы пойти на актёрские курсы. Вообще, с доками у меня многое связано. Мы и жили неподалёку, да и на первую работу помог мне устроиться брат, который сам какое-то время подрабатывал в доках, убирая в капитанских каютах. Я мог бы сменить место, как только обрёл самостоятельность, но не стал этого делать. В порту много всяких любопытных чудиков, много интересных разговоров. Я наблюдаю за людьми и запоминаю их привычки, манеры, имитирую походку, жесты, потому что потом это может пригодиться мне в моей карьере. Так вырабатывался мой особый индивидуальный стиль.
Всегда я хотел быть актёром. С самого детства. С того раза, как мать впервые привела нас с Генри в театр. Уже тогда я не думал ни о чём другом, кроме сцены. Лишь по причине того, что я был вынужден зарабатывать себе на пропитание и не получил никакого образования, мне неизменно отказывают, хотя я продолжаю страстно мечтать о театре. И я ничем не хуже других, пытающихся тоже сделать успехи на театральном поприще. Я был бы рад играть на улице, но брат запрещает, неизменно напоминая, что мать не для того воспитывала нас. Только это меня и удерживает, хотя потребность к паясничеству особо сильна во мне от природы.
Куда бы я ни пришёл, первым делом интересуются моим дипломом или предыдущим местом работы, затем следует неизменный отказ. Возьмут любого, но не меня, хотя я знаю, что лучше многих. Актёрский дар дан мне от природы, а это большая редкость по сравнению со склонностью к подражательству, которой тебя обучил твой преподаватель. Всё, что я мог себе позволить, голодая, чтобы накопить необходимую сумму – различные театральные курсы, которые не дали никаких результатов. По большей части, это было не