произведут нужный эффект, пациент войдет в состояние транса, близкое ко сну.
– И все? – На суровом лице Лумиса ясно читалось сомнение.
– Нет, это только первый шаг, – в голосе психиатра появились учительские нотки. – До сих пор объекту удавалось сопротивляться любой прямой атаке. Визуализация должна ввести его в забытье, а это необходимое условие для более глубокого гипноза. Проще говоря, мы стараемся ослабить поверхностные механизмы защиты психики, чтобы потом было легче атаковать наиболее устойчивые.
Несколько мгновений они молча смотрели на врача, полностью поглощенную своей речью. Бородатый монах теперь дышал более размеренно, его глаза были полузакрыты. Опущенные на две трети зеленые рольставни создавали ощущение покоя, приглушая яркий солнечный свет, льющийся в окна.
– Хотите послушать? – спросил психиатр.
– А это возможно?
– Да, только недолго. Вы сами быстро поймете почему.
Он нажал на рычажок справа от стекла. Стал слышен голос врача, которая произносила какую-то бессмыслицу, резко меняла тембр, тон, силу и высоту, а иногда доходила до едва слышного шепота. Невозможно было понять ни одного слова.
– Это и есть визуализация? – Лумис даже не попытался скрыть удивление.
– Нет, врач уже перешла к следующей стадии. Голосовому гипнозу. Последовательность губных и гортанных звуков помогает проникнуть глубоко в мозг.
Вдруг Лумис с раздражением почувствовал, что свист, гул и резкие изменения тембра влияют и на него самого, неотвратимо пробираясь в сознание и парализуя мысли. Он поспешил поднять рычаг и сделал глубокий вдох.
– Просто невероятно. А на это нужно много времени?
– Как вы уже поняли, – иронично улыбнулся психиатр, – немного.
Через несколько минут женщина замолчала. Внимательно осмотрела пациента, который, казалось, погрузился в сон, потом пощупала пульс. И вопросительно глянула на людей за стеклом.
Главный врач нажал на рычаг переговорного устройства:
– Все готово?
Она кивнула.
– Тогда начинай допрос.
Женщина встала и подошла к пациенту так, чтобы тот мог ее видеть.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она.
Монах очень глубоко вздохнул. Открыл глаза и произнес:
– Bien, pero estoy muy cansado.[1]
– Он говорит по-испански, – с досадой махнул рукой Лумис. – Мы должны были это предвидеть.
Услышав его слова, врач посмотрела на стоявших за стеклом и спокойно кивнула.
– Ничего страшного, – сказала она и повернулась к иезуиту. – Вы могли бы отвечать мне по-английски?
– Да.
– Расскажите о себе, о своей жизни. Где вы родились?
– Я родился в Вальядолиде, – начал пациент, уставившись в потолок, – в столице королевства Кастилия летним днем 1318 года. Тогда королем был маленький Альфонсо XI. но на самом деле правила его бабушка, Мария де Молина. Мой отец, служивший оруженосцем при дворе, решил отправить меня, совсем еще ребенка, в монастырь…
Главный врач застыл на месте, открыв рот.
– Боже мой, – прошептал ему на ухо Лумис, – сколько всего мы сейчас услышим!
1937 – Первое кольцо
Зайдя в отгороженный угол теплицы, где была устроена своего рода лаборатория, доктор Альберт Блэйксли обнаружил, что накануне вечером забыл выключить радио. И не только. На столе, среди исписанных бумаг и валявшихся как попало карточек, лежала книга, которую он перед отпуском обещал принести жене: «Пришли дожди» – только что изданный роман Луиса Бромфилда. К счастью, когда Альберт вернулся домой, жена уже крепко спала и не узнала о его забывчивости. А сейчас, в шесть утра, она еще спала. Поэтому все можно было исправить.
Вздохнув и пригладив усы, Блэйксли внимательно посмотрел на стеклянную емкость, в которой выращивал посевы. Если эксперимент удастся, его имя станет известно каждому ботанику – не только в Соединенных Штатах, но и во всем мире. При мыслях об этом его охватило мучительное и сладкое чувство ожидания, к которому примешивались еще не ослабевшие волнение и напряжение вчерашнего дня. Блэйксли стал действовать нарочито медленно, с наслаждением оттягивая момент, когда сможет убедиться в правильности своей гипотезы.
Он выключил радио, оборвав диктора, рассказывающего о нападении японцев на Китай. Потом, охваченный благоговейным трепетом, подошел к горшку, где рос тот самый сорт шафрана, который обладал нужными свойствами. Об этом Блэйксли догадался первым в мире.
Ну, может, не совсем первым. Согласно некоторым источникам, индейцы Амазонки использовали это растение, чтобы высушивать и мумифицировать головы убитых врагов. Но необходимую активную составляющую, содержащуюся в его рыльцах, на Западе так никто и не смог обнаружить – даже безумцы, которые в девятнадцатом веке использовали этот вид шафрана для лечения подагры.
Блэйксли еще раз вздохнул