Дедушка помнит Чаушеску. Дмитрий Деулин

расавцы. Руки на виду, я сказала! Ты, кучерявый – тебе весело? Давай, пошути ещё – начнём снижаться охрененно быстро! Вот так. Стоять и бояться.

      И они боялись – может быть, не столько воинственной чернокожей девчонки с автоматом, сколько своего босса и неведомого груза. И когда огоньки рыбацких лодок оказались намного ближе, чем их небесные отражения, люди Мерсера стали прыгать.

      – Вот так, – приговаривала Марта со звенящим наигранным весельем, пока, наконец, они не остались наедине. Пилот, доморощенная террористка и мёртвый румын в гробу, набитом бог знает чем.

      И ведь некого особо винить. Поль не соврал – это не переворот, не десантная операция, не эвакуация какого-нибудь диктатора, если, конечно, в гробу не забальзамированные останки Чаушеску. Тихий ночной рейс с хорошей оплатой. И никакой стрельбы…

      – Ты там не заснул? – снова тычок в затылок. – Тоже хочешь искупаться? Доставь меня на место, и купайся сколько хочешь.

      – Это остров, – предупредил Саймон. – Обратно вплавь добираться будешь?

      – О, кто-то вошёл во вкус! Это в тебе стокгольмский синдром говорит, папаша. Уж я-то знаю. Я профессиональная заложница, а это мой Лиам Нисон, – Марта кивнула на обмотанный цепями гроб.

      – Дедуля-то? – переспросил пилот, набирая высоту. – Я думал, он румын.

      – Румын.

      Люди Мерсера так и называли человека в гробу – «румын». Чёрт знает, почему это важно. Не всё ли равно, в ком наркотики возить, хоть в эфиопе. Хотя вряд ли это банальный кокаин, слишком уж много предосторожностей. Можно было ещё в аэропорту встать в позу, потребовать открыть гроб полностью. С пилотом не спорят. А ещё можно было зажмуриться и перетерпеть работу на Джона Мерсера, как болезненную прививку или дефлорацию, получить свои деньги и до самой смерти не задаваться вопросом, что в чёрном ящике. Не вглядываться в Бездну и не втравливать свою семью в чужие грязные делишки.

      Но и тут кто-то додумался спрятать на борту вооруженную до зубов фанатку Лиама Нисона.

      – Не хочу тебя расстраивать, Марта, но там, на острове, будет полно вооруженных мужиков, которые не станут сильно переживать, если ты приставишь пушку к моей голове. А некоторые из них наверняка ходили в тир и возвращались с плюшевыми мишками.

      А некоторые – убивали и насиловали таких как ты лет с двенадцати. Саймон не видел кокаиновые батальоны своего нанимателя, но видел много других, таких чтоб обязательно что-нибудь про Христа в названии, про «освобождение» или «сопротивление», но ни слова про наркоторговлю и рабство. Видел, как обдолбанные подростки перед боем вырезают сердца у младших товарищей и жрут, чтобы обрести неуязвимость. И в кого они вырастают, если по какой-то случайности выживут, тоже видел. Какой бы чокнутой ни была эта соплячка, ей не место среди таких людей.

      – А ты посадишь вертолёт с другой стороны острова. Делай что я говорю, и почти никому не придётся умирать.

      Ну вот, уже «почти».

      «Привет, меня зовут Марта, мне шестнадцать…» Столько же стукнет Лизе на следующий год. И у неё будет нормальный день рождения в нормальной цивилизованной стране. А её отца не выпотрошит Джон Мерсер из-за выкрутасов профессиональной заложницы. Может, наниматель Саймона не самый приятный человек, но он бизнесмен, а не психопат-людоед. Груз в порядке и доберется по назначению, а любые недоразумения можно будет уладить миром. В конце концов, не Саймон спрятал эту идиотку под брезентом.

      Но Саймон определенно доставил эту идиотку на остров, и покорно сидел в кустах, наблюдая за приближающимися огнями фар.

      – Дай я с ними поговорю, – предложил он. – Пять минут, и я всё улажу.

      – Эй! – новый тычок в спину. – Ствол у меня, у тебя – Стокгольм, забыл?

      – Как хочешь, но сейчас нас всё равно найдут.

      Прежде чем лучи фонарей принялись обшаривать заросли, Саймон вжался лицом в грязь, и девчонка навалилась сверху. Казалось, для неё всё это – какая-то нелепая игра, но у пилота не было уверенности, что люди Мерсера умеют играть в игры.

      С прятками у них точно проблемы. Несколько солдат начали было прочесывать окрестности, но тут же вернулись, повинуясь тревожному оклику командира. Все сгрудились вокруг гроба с «дедушкой», который двое парней, кряхтя, выволокли из вертолёта. Они переговаривались на такой безумной смеси английского, суахили и местных племенных диалектов, что Саймон понимал только отдельные слова. Одно из них было «румын». Ещё одно слово, которое повторяли чаще прочих, казалось смутно знакомым. Что-то связанное с пожаротушением?..