ия «статистической выживаемости» и изучения поведения очередной сельскохозяйственной культуры в условиях невесомости и её влияния на состав воздуха внутри рабочих помещений. Когда был молодым, казалось, вау, столько всего интересного будет, по-настоящему помогу человечеству, продвину науку, как можно дальше, а вместе со мной будут такие же люди, как и я сам. А что в итоге? В гордом одиночестве с минимальным финансированием занимаюсь какой-то ерундой. Страшно, что, величественные полёты, торжественное приземление, существование в условиях невесомости, – всё это стало просто рутиной, от которой уже банально устаёшь. У кого-то может возникнуть вопрос: «А раз тебе надоело, то чего просто не откажешься от работы?», но всё не так уж легко. Платят нашему отделу, на удивление, мало, но знаю прекрасно от чего так сложились наши дела. Мы попали в эру упадка космического дела, люди разочарованы, исследования застопорились, чего-то, разрывающего общественные головы, давно не появлялось. Бюджет урезали. Поэтому о наличии финансовой подушки идти речи не может, а устроиться в другое место не получится. Ничего не умею, кроме как летать, да после копаться на этой дряхлой посудине. Кто, если не я?
Сама же станция носила гордое название КИМ-3, что расшифровывалось, как Космический Исследовательский Модуль номер 3. Первые два уже списали и просто отправили сгорать в атмосфере. Нет возможности сейчас содержать больше одного, поэтому только и оставили самого лучшего. Или, лучше выразиться, самого экономного. Конструкция максимально простая, без излишеств, также установлен интересный реактор, в устройство которого меня решили не посвящать, но объяснили, что он способен долго и стабильно работать без постороннего вмешательства. А на любую нестандартную ситуацию написан специальный буклетик, лежащий у меня в кармане. Сейчас нужно записать показания с измерительных приборов в ботанической лаборатории. Так, уровень давления – норма, состав воздушной среды – без особых изменений, минерализация почвы – норма… Спустя где-то с пару десяткой минут, все данные записаны в блокнот, после пойду их перенесу в бортовой компьютер. Вроде бы помидоры, как помидоры, только плоды не свисают вниз, да желания их пробовать никакого. Глупый предрассудок или верная осторожность? Удар. Грохот. Станцию неплохо так тряхануло. Должно быть повезло космическому камню наткнуться этот огромный кусок железа. Надо сходить и посмотреть, что там с обшивкой. Надеюсь, что ничего серьёзного. Не хочется лишний раз вылезать в открытый космос.
Комната наблюдения за всеми отделами. Здесь всё обвешано разными мониторами, отражавшими состояние различных систем. Судя по показаниям, в жилом отсеке какие-то серьёзные повреждения. Что ж, натянув скафандр, отправляюсь туда. Несколько шагов вперёд, вроде спокойно. На всякий случай закрываю все шлюзы за собой. Интересно, что почему-то помещения, где обычно ночуют космонавты, находится не так уж далеко от реакторной. Думаю, что конструктор данной станции был не очень смышлёным человеком, раз решил, что это хорошая идея, достойная реализация, а может просто не было другого выбора. До входа оставалось считанная пара метров, но резко почему-то появилось чувство страха. Таких внештатных ситуаций давненько не происходило. Уже и позабыл, что тут бывает что-то новое, неизвестное. Перед дверью простоял, наверное, минуты две, не решаясь зайти внутрь. Вдох. Выдох. Я вхожу! Осторожнее там, кто с другой стороны! Внутри не сразу понял, что же не так. Вроде обычное помещение: пара кроватей, шкафчики, небольшой столик, моё барахло летает, – но тут мой взгляд пал на какое-то очень странное пятно. Оно переливалось фиолетовым оттенком, будто имея необычайно огромную глубину, но при этом одновременно было очень тонким… даже бы сказал, что невозможно тонким. И ещё понемногу увеличивалось. Вблизи нечто выглядело ещё более невероятным. Слишком странное. Это живое существо? Нужно попробовать дотронуться. Касаюсь и тут же резко отдёргиваю руку. В палец ударила невероятная боль, от которой я даже закричал во весь голос. Кажется, это первый звук, изданный мной за столько бессчётное количество дней, проведённых на этой станции. Кусок перчатки скафандра просто рассыпался, а под дыркой была омертвевшая кожа, выглядевшая как при гангрене. Какого чёрта?! – уже во второй раз за пять минут воскликнул я. А потом снова осмотрелся и понял, что то самое пятно многократно увеличилось в своих размерах и начинает всё ускорять свои темпы роста. Раздался писк, после которого загорелись аварийные лампочки, означавшие, что в этом отделе есть угроза разгерметизации. Сваливаю.
Скачок к гермодвери. Теперь только оставалось открыть её. Каждая секунда длилась вечно, а каждый оборот вентиля стоил невероятных усилий. Кажется, на лбу даже выступил пот. А звук лишь усиливался, нагнетая и без того скверную атмосферу. Неплохая шутка, атмосфера нагнетается из-за скорого отсутствия атмосферы! Был бы кто рядом, то, наверное, очень бы сильно посмеялся с такого классного каламбура. И спустя 13 секунд на часах, она распахнулась. После того, как дверь захлопнулась, я прижался к ней и попробовал перевести дух. Но ничего не вышло, ведь проблема не была решена, никак, а что ещё хуже – никто не знает, как её решить. Мне необходимо попасть в комнату наблюдения, чтобы попытаться продумать хоть какой-нибудь план. Чёрт, стоило появиться чему-то хоть сколько-то интересному, так это сразу оказалось смертельной