ек, промышленные модули, гравитационные фермы, стыковочные узлы для межпланетных кораблей и, конечно, секретные лаборатории Государственного Комитета Безопасности (ГКБ) и Академии Наук СССР.
Эстетика станции была квинтэссенцией советского ретрофутуризма. Огромные залы с мозаичными панно, изображающими покорителей космоса и триумф коммунизма. Массивные консоли управления с рядами аналоговых индикаторов, тумблеров и светящихся электронно-лучевых трубок, соседствующие с плоскими голографическими дисплеями. По коридорам, отделанным бакелитом и рифленым алюминием, скользили бесшумные роботы-уборщики и сновали люди в функциональных комбинезонах серых и синих тонов. Воздух пах озоном, стерильностью и едва уловимым ароматом синтетической пищи из автостоловых. Все подчинялось строгому распорядку и централизованному планированию. Но даже в этом высокотехнологичном, зарегулированном мире оставалось место для человеческих страстей, ошибок и преступлений.
Глава 1: Нештатная Ситуация
Майор Особого Отдела Милиции (ООМ) Арсений Волков не любил орбитальные станции. Перепады искусственной гравитации вызывали у него тошноту, а замкнутое пространство давило, напоминая о службе на подводных лодках Северного флота десятилетия назад. Но приказ есть приказ. «Нештатная ситуация» в секторе «Гамма», лаборатория биокибернетики. Смерть научного сотрудника.
Волков, мужчина средних лет с усталыми серыми глазами и жесткой линией подбородка, облаченный в строгую форму ООМ – темно-синий китель с едва заметными вкраплениями армированных волокон, – вышел из гравилифта. Его встретил начальник службы безопасности станции, капитан первого ранга ГКБ Игорь Лазарев – высокий, подтянутый мужчина с холодным взглядом и безупречной выправкой.
«Товарищ майор», – кивнул Лазарев, его голос был ровным, почти механическим. – «Идемте».
Они прошли по стерильно чистому коридору к гермодвери с надписью «Лаборатория №12. Кибернетическая Адаптация». Внутри царил контролируемый хаос. Медицинские дроиды уже убрали тело, но на полу виднелся силуэт, очерченный световым маркером. Воздух был тяжелым от запаха горелой изоляции и чего-то еще, незнакомого и неприятного.
«Доктор Алексей Рябинин, 45 лет, ведущий специалист по нейроинтерфейсам», – доложил Лазарев, указывая на пустой лабораторный стол, заваленный схемами, инструментами и разобранным кибернетическим имплантом, похожим на сложный металлический обруч с множеством тонких проводков. – «Обнаружен сегодня утром дежурным техником. Предварительная причина смерти – обширный электрический разряд при работе с экспериментальным оборудованием».
Волков подошел ближе. Оборудование выглядело внушительно: массивный генератор поля, стойки с осциллографами и анализаторами спектра, подключенные толстыми кабелями к креслу, похожему на зубоврачебное, но с дополнительными фиксаторами и сложной системой датчиков на подголовнике. Один из кабелей питания был обуглен у разъема.
«Несчастный случай?» – спросил Волков, хотя интуиция уже подсказывала иное. Слишком аккуратно для несчастного случая.
«Так считает предварительная комиссия станции», – подтвердил Лазарев. – «Но учитывая специфику исследований Рябинина и… некоторые сопутствующие обстоятельства, Центральное Управление ООМ решило направить вас».
«Сопутствующие обстоятельства?» – Волков поднял бровь.
«Рябинин работал над проектом «Эхо». Глубокое сканирование и архивация нейронных паттернов. По сути, создание цифровых копий сознания. Проект под грифом «Особой Важности». Кроме того, пару недель назад он подавал рапорт о странных аномалиях в работе оборудования и попытках несанкционированного доступа к его данным».
«И что предприняла ваша служба безопасности?»
Лазарев слегка пожал плечами. «Провели проверку. Следов взлома не обнаружили. Списали на паранойю ученого и перегрузку сети. Знаете, эти гении… часто видят заговоры там, где их нет».
Волков промолчал, осматривая лабораторию. Его взгляд зацепился за небольшой предмет на полу у ножки стола, частично скрытый кабелем. Он наклонился и осторожно поднял его пинцетом из своего следственного набора. Это был крошечный кристалл данных, не стандартного армейского или научного образца. Грани переливались тусклым светом.
«Это что?» – спросил он Лазарева.
Капитан ГКБ прищурился. «Не похоже на наши носители. Возможно, личная вещь Рябинина».
«Возможно», – Волков аккуратно упаковал кристалл в контейнер. – «Мне нужен полный доступ к личным файлам Рябинина, его переписке, графикам работы, списку контактов. А также записи с камер наблюдения в этом секторе за последние 48 часов».
Лазарев помедлил. «Доступ к файлам проекта «Эхо» ограничен. Даже для ООМ».
«Меня интересует не сам проект, товарищ капитан, а все, что может пролить свет на смерть доктора Рябинина. Если это был несчастный случай, мы быстро это подтвердим и закроем дело. Если нет… то гриф «Особой Важности» не должен мешать правосудию. Не так ли?»
Взгляд Лазарева оставался холодным, но он кивнул. «Хорошо,