ке, поднялся со своего места и тут же, стоило отойти на несколько шагов, услышал за спиной:
– Дура ты, Надя. Не у всех такое можно спрашивать. У него знаешь что? У него семья в новогоднюю ночь того…
Святов прибавил ходу. Не стал слушать распускаемые о нем сплетни. За последние два года они сильно поутихли и он был несказанно этому рад, но иногда, в такие моменты, как сегодня, всплывало прошлое, о котором он предпочел скорее забыть, чем помнить.
Нет, разумеется, Аню и Пашку он никогда не забудет, но вот то, что с ними случилось Святов помнить не хотел. Как и причину, по которой все произошло.
– Говорила же, гнать ее в шею надо, – начала с порога Рита, влетев в кабинет, куда минуту назад зашел Герман. – Ни стыда, ни ума. Надеюсь, ты не расстроился?
– Нет, – сухо и официально, параллельно собираясь домой.
– Какие планы на новогоднюю ночь? Оливье и утка?
– Тишина и водка, – получилось в рифму, но Герман этого даже не заметил.
– Гер…
Рита подошла к нему поближе. Не встретив сопротивления – еще ближе. Ей чертовски нравился этот статный мужчина, хоть он никого вокруг не замечал. Не отталкивал, но и ни разу не выказывал заинтересованности. Впрочем, сейчас тоже. Прислонившись к столу, Герман молчаливо смотрел на приближение красивой женщины и совершенно ничего не чувствовал. Та же пустота внутри, что и минуту назад, когда Риты в кабинете еще не было.
А вот она чувствовала многое. Притяжение, жажду, необходимость даже, быть рядом. Стать той, что залечит его раны.
Историю Святова знали все. Два года назад его жену и сына сбил автомобиль. Они ехали к Герману встречать Новый год. Добрались на такси, но почему-то таксист остановился не рядом с клиникой, а напротив. Все случилось слишком быстро. Возникший словно из ниоткуда автомобиль, спешащий к новогоднему столу водитель и все…
Святов остался вдовцом. Нелепое совпадение, унесшее жизнь двоих людей.
Об этом много говорили, писали в газетах, судачили и у них в больнице. Рита тогда только пришла и видела Германа сразу после случившегося. Осунувшегося, серого, словно неживого. Ей хотелось вдохнуть в него жизнь и потихоньку у нее стало получаться. Маленькие подарки на праздники, домашний обед, кофе, какой он любит. Святов оживал, а Рите казалось, что она становится ближе. Пусть чуточку, но ей и этого было достаточно.
– Может… вместе встретим? Я сегодня тоже ухожу, а с вечера приготовила оливье. Под твою водку как раз.
Она смотрела на него с надеждой, которая тут же разлетелась вдребезги от скупого:
– Нет.
Герман отвернулся, снова отдаляясь от нее. Не физически, нет, он по-прежнему стоял в каком-то шаге и не пытался как-то вытолкнуть Риту из своей зоны комфорта, но мысленно… мысленно он был уже не с ней.
– Хороших праздников, – прошептала девушка и вышла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.
Собираться без посторонних оказалось проще. Герман швырнул в рюкзак термокружку, которую стоило закинуть в посудомоечную машину дома. Забрал блокнот, с которым не расставался, кажется, со времен начала работы здесь. Он был увесистым, с потертой обложкой, местами из него повылетали листы. И все же Святов упрямо запихивал их обратно и носил исключительно этот блокнот – подарок жены пять лет назад на день рождения.
В нем Герман вел записи пациентов. Вкратце писал то, что было ему важно. У них, конечно, были истории болезней и даже электронные карточки. Благо, технологический процесс шагнул сильно вперед, но Герману нравились бумажки. Он с легкостью запоминал, в каком конкретно месте записал того или иного пациента. Хоть и остальные – медсестры и врачи – вряд ли хоть что-то бы поняли в его каракулях.
– Герман Львович!
Улизнуть незаметно не получилось.
Герман остановился, поправил сползающий с плеча рюкзак и повернулся к Любви Матвеевне.
– Вот, – она протянула ему небольшую коробочку. – Что-то вроде подарка.
Она смущенно поджала губы и на долю секунды отвернулась, когда в глазах Германа проскользнула боль. Но подарок он все же принял. Поблагодарил и даже извинился за то, что не вручил свой.
– Ой ну что вы, Герман Львович, – отмахнулась женщина. – Нас у вас много. Это вы у нас… один.
Разговор прервался и Святов поспешил ретироваться. Чтобы не сталкиваться еще с кем-то, предпочел лифту ступеньки. Быстро спустившись, последовал было на выход и услышал в спину еще одно, болезненно кольнувшее:
– С наступающим, Герман Львович!
Невысокого грузного мужчину, явно имеющего проблемы с инсулинорезистентностью, на что указывал его большой живот, взяли на работу недавно. Он, Герман готов был дать голову на отсечение, понятия не имел, что для Святова Новый год был не праздником, а трагедией. Единственным днем в году, когда он позволял себе скорбеть о жене и сыне.
Но скорбеть это не сейчас. Не посреди окутанной холодом и снегом