х неуемную страсть к вину называли «винными бурдюками василевса»; подавленный увиденной роскошью первый крестоносец уже помышлял о том, как бы всем этим овладеть, а русские ладьи везли вдоль побережья Понта Эвксинского как тароватых купцов, так и воинов, могших прибить свой щит на вратах Царьграда и на века внушить кровавый ужас, запечатленный бойкими перьями византийских хронистов… Всякое бывало за одиннадцать веков.
Олицетворением мощи и власти своей империи был византийский император, василевс. Практически земной бог, разве что не называемый таковым – все же религия Византии – христианство, не те времена, когда эллинистического царя или римского императора именовали богом… Хотя многое от старой психологии и обычаев в этом отношении все же осталось. Неудивительно, коль скоро византийский василевс – прямой преемник диадохов Александра Македонского (а значит, и его самого) и римских цезарей. Византию очень метко охарактеризовали как сложный синтез трех составляющих: римского права, восточной веры и греческой культуры. Так оно и было со всеми вытекающими отсюда достоинствами и недостатками. Факт воцарения снимал с нового василевса все грехи, включая, например, цареубийство предшественника: тогдашние византийцы не мудрствовали – если старый василевс свергнут и убит новым, значит, от него отступился Бог, слава новому царю-батюшке. Христос, Царь Небесный, был соправителем царя земного, и для этого существовал видимый знак – трон василевса был двойным, и шесть дней в неделю он восседал справа, в то время как по воскресеньям – слева, уступая почетное место невидимому Христу. Своего рода напоминанием о бренности жизни и правления служил и мешочек с прахом земным под названием «акакия», который вручали василевсу при коронации. Он часто держал его в левой руке при различных важных церемониях, которыми был столь богат византийский двор… Один арабский историк зафиксировал следующий ритуал с «акакией»: «Царь кладет земли внутрь золотого ларца и держит его в своих руках. Когда он сделает три шага, визирь (такими, привычными ему категориями мыслит автор. – Е.С.) обращается к нему со словами “Памятуй о смерти!” После этих слов царь открывает ларчик, смотрит на ту землю, целует и плачет». «Акакия» была не просто символом, она на самом деле была преисполнена зловещего содержания: из порядка 88 византийских императоров лишь 36 умерли от естественных причин, и то эта цифра может быть и уменьшена, если отравители искусно замели свои следы. В бою пали всего 4, а насильственно устранены – 20; 18 изувечены; 12 свергнутых закончили жизнь в заключении или монастыре, некоторых просто уморили… Издержки профессии!
Но, как известно, за каждым мужчиной стоит женщина. Жизнь и деятельность византийских императриц («василис») по своему драматизму нисколько не уступает деяниям их мужей, благо византийские хронисты и историки не обходили их вниманием, предлагая своим читателям материал равно интересный и нравоучительный. Финал их царствования был, как правило, менее трагичен, чем у их мужей, – по большей части овдовевших или опостылевших василис ждал монастырь, из убитых можно припомнить лишь несколько имен. Не все, правда, мирились с подобной перспективой и вступали в новые браки, сотворяя, таким образом, из очередных мужей новых императоров Византии, но и такие случаи единичны; при этом не было особой разницы, была ль это императрица по крови, как Зоя «Могучая»[1], или по первому (и второму) мужу, как Феофано[2] – дочь простого трактирщика, чьи истории мы расскажем подробно.
Трапезундский император Алексей III Великий Комнин с супругой Феодорой Кантакузиной. Средневековое изображение
Сразу следует отметить, что сюжет сказки «Золушка» был широко применим по отношению к византийским императрицам. И дело здесь не просто в любви «принца» к бедной девушке; это неудивительно потому, что сами многие императоры происходили из низов, и некоторые из них возводили на трон своих жен, не менее простых: типичнейшая пара – неграмотный иллирийский воин Юстин (дядя Юстиниана), некогда купивший себе в наложницы варварку Лупакию (Лупицину), которая стала императрицей Евфимией, когда и ее супруг стал василевсом Юстином I. Кстати, не исключено, что Лупакия – это не имя, а прозвище, тем более «говорящее», указывающее на ее, скажем так, профессию. Ведь римляне называли проституток «волчицами», «волчица» по-латыни – Lupa, отсюда и «публичный дом» – lupanar. Достаточно вспомнить фрагмент из Тита Ливия, в котором он трактует воспитание полумифических близнецов Ромула и Рема вовсе не знаменитой Капитолийской волчицей, а падшей женщиной: «Рассказывают, что, когда вода схлынула, оставив лоток с детьми на суше, волчица с соседних холмов, бежавшая к водопою, повернула на детский плач. Пригнувшись к младенцам, она дала им свои сосцы и была до того ласкова, что стала облизывать детей языком; так и нашел ее смотритель царских стад, звавшийся, по преданию, Фавстулом. Он принес детей к себе и передал на воспитание своей жене Ларенции. Иные считают, что Ларенция звалась среди пастухов “волчицей”, потому что отдавалась любому, – отсюда и рассказ о чудесном спасении» («История Рима от основания города», I, 4, 6–7).
Императрица Феодора I. Фрагмент мозаики базилики Сан-Витале, Равенна,