p>
Вечер начинался штатно.
Пришли сигналы о ежевечернем подъеме давления от пациентов-гипертоников, и участковый врач привычно отдал команды медимплантам в запястьях больных. Умные микропомпы впрыснули в кровоток точно отмеренные дозы препаратов. Телеметрия от больных пришла в норму. Начавшийся было у пациента, перенесшего инфаркт, приступ аритмии купировал микроимпульс малютки-дефибриллятора, вживленного в правое предсердие. Колебания уровня сахара у диабетиков быстро скорректировали микровпрыскивания инсулина. Принятые на курацию пациенты с респираторной вирусной инфекцией уверенно переходили в разряд реконвалесцентов.
Часам к одиннадцати вечера вверенный доктору участок готовился отойти ко сну. Индикация на голографической схеме радовала глаз исключительно зеленой гаммой удовлетворительного состояния. Участковый бросил на монитор последний взгляд, и тут на самом краю участка вспыхнул и замигал тревожный красный сигнал. Один. Но даже один – уже много.
Включился зуммер, испуская в такт миганию огонька пронзительные трели, способные разбудить даже мертвого. Чертыхнувшись, доктор подключился к медицинскому сегменту Сетернета напрямую, впитывая поступавшие от пациента сведения о состоянии его здоровья. Впрочем, о здоровье речи уже не шло: больше половины показателей телеметрии выводили на монитор флэтлайны или вереницы нулей, и с каждой секундой число обнулившихся показателей росло. Пациент стремительно вываливался из мира живых.
Медимпланты, которым доктор приказал вводить необходимые дозы эпинефрина, стероидов, дофамина и растворов, не отвечали, дефибриллятор молчал, кардиостимулятор присылал сигнал о разряженной батарее. Показатели телеметрии неуклонно заходили за красную черту, отделявшую клиническую смерть от смерти окончательной. Проклятый зуммер пилил уши монотонным криком. Отчаявшись справиться с ситуацией самостоятельно, доктор переключил пациента на ближайшую к адресу подстанцию «скорой».
По приоритетному мед.каналу отправил в «скорую» пакет информации о пациенте, дождался уведомления о регистрации вызова и отметки о вылете медицинского дрона на нужный адрес. Огонек на схеме ровно горел красным, уже не мерцая. Пациент ушел за черту.
Доктор набрал заведующего подстанцией.
– Игорь Сергеевич? Маслацкий беспокоит. Да-да, Юрий Николаевич, верно. Да не очень он добрый…. У меня пациент ушел. Нет. Нет. Внезапно. Нет сведений. Да, вылетел ваш дрон, но дело тут темное…. Как бы не насильственная. Ничто не предвещало…. Ну, кроме разве что возраста. Да сто двенадцать. Я серьезно, какие уж тут шутки…. Идеальное для такого возраста здоровье. Вот и я о том же. Игорь Сергеевич, а кто-то из ваших не мог бы в качестве личной услуги заглянуть на адрес? Ну, дрон дроном, а человеку я все же больше доверяю. Адрес уже в базе, но сейчас продублирую для вас, записывайте…. О как. Серьезно? До утра не сунутся? Даже с милицией? Как, и милиция не сунется? Ну дела-а…. Ясно. Тогда я сам с утра. Хорошо. Хорошо. Нет, милицию я сейчас проинформирую. Спасибо за помощь, Игорь Сергеевич. Нет-нет, очень даже помогли. Прошу извинить за беспокойство. Да, и вам.
Некоторое время доктор сидел, чувствуя укоризненный взгляд единственного красного глазка среди трех тысяч спокойно спящих зеленых.
– Да что же это за район-то за такой?! – вскричал вдруг доктор в сердцах. – С милицией они, понимаешь, не рискуют в ночное время… Тьфу!
Он налил на два пальца коньяка в бокал, сделал изрядный глоток.
– Утро вечера мудренее, – врач решительно выключил монитор и отправился в спальню, под бок к давно спящей жене.
С гаснущего монитора ему в спину укоризненно смотрел единственный багрово-красный пиксель.
Потом погас и он.
***
– Прибыли, товарищ лейтенант.
Симагин открыл глаза. Патрульная машина замерла посреди захламленного двора, образованного четверкой угловых двухэтажек из почернелого бруса. Проходы меж ними густо заросли лопухами и лебедой. Поперек двора натянуты были бельевые веревки, на которых висело ослепительно-чистое белье. С белья капало; в лучах солнца оно курилось туманом.
От зарослей травы и худых шиферных крыш поднимались к небу призрачные столбы испарений. Солнечные лучи преломлялись в каплях росы, брызжа тысячей крошечных радуг. В одном из углов двора ржавел гараж-ракушка с поднятой дверью. Из гаражной внутренности подслеповато таращился рыжий от ржавчины «Москвич». Симагин «Москвичу» удивился. Таких он не видел с детства.
– Ишь ты, – присвистнул Симагин.
– Виноват?
Сержант милиции Ерохин, как всегда подтянутый и свежий даже после полусуточного дежурства, ел начальство глазами. Ерохин выглядел как человек с рекламного плаката МВД: ясноглазый, мускулистый, в идеально сидящей на нем патрульной форме. Собственно, Ерохин и был человеком с плаката – его изображения украшали массу стендов, призывавших население сотрудничать с милицией, доверять правоохранителям и пополнять их ряды.
Симагину было известно, что Ерохин был одним из тех ребят, которых заезжий столичный фотограф отобрал