льное неминуемо уйдет за долги, как ушли с легкой руки графа усадьба Каменевка и Старо-Архангельское. Разве могла графиня подумать, отправляясь на пару недель к сестре в Питер, что, вернувшись в свое имение, застанет все в таком виде? Резко обернувшись, Татьяна Андреевна обвела сердитым взглядом темный парадный зал со следами многодневной попойки и с ненавистью уставилась на похрапывающего на диване мужа. Александр, воспользовавшись отсутствием супруги, устроил совершенный бедлам.
Едва подъехав к усадьбе и увидев в будке вместо старого верного Барона свернувшегося на снегу урядника, графиня сразу же почувствовала неладное. Урядник спал, и спал настолько крепко, что не проснулся даже от топота прогарцевавших мимо наемных лошадей, доставивших Татьяну Андреевну со станции в Привольное. Дворня отчего-то жалась по углам, и встречать хозяйку вышел только заспанный мальчишка с кухни. Удивляясь, отчего среди белого дня наступило сонное царство, графиня прошла в дом и чуть не споткнулась о распластавшегося на пороге дьякона из соседнего Расторгуева. Несмотря на ужасающий холод и сквозняки, гуляющие по нетопленным комнатам, духовное лицо посапывало на полу в дезабилье, подложив под голову скомканную рясу.
Перешагнув через спящего гостя, хозяйка прошла сквозь буфетную с начисто опустошенными шкафами, брезгливо окинула взглядом привалившегося в беспамятстве к стене приказчика Тихона в несвежей нижней рубахе и в засаленном котелке. Пытаясь найти мужа среди анфилады комнат, графиня перешагивала через катающиеся по полу пустые бутылки и прикрывала нос надушенным платком – запах перегара был так густ, что его, казалось, можно было резать ножом. Повсюду на темной лаковой мебели валялись предметы туалета и стояли тарелки с объедками и полупустые хрустальные бокалы.
Мужа Татьяна Андреевна обнаружила в парадном зале. Одетый во фрачную пару, граф стоял перед огромным, во весь простенок, разбитым зеркалом, переступая босыми ногами по битому стеклу и рассматривая свое изображение в уцелевший зеркальный осколок, бивнем мамонта свисающий с массивной золоченой рамы. На левой руке его была надета желтая замшевая перчатка, а другой рукой, без перчатки, граф держал коллекционную дамасскую саблю, одну из тех, что в живописном беспорядке были развешаны на стенах его кабинета. Еще не заметив появления жены, граф размахнулся и рубанул по остаткам зеркала, едва успев увернуться от рухнувшей из рамы острозубой махины. Негромко выругавшись, Александр обернулся и только тогда увидел графиню.
– Татьяна Андреевна! – обрадовался он. – Как вовремя! Душа моя, такое горе! Деньги в доме совершенно закончились. Не будьте букой, пошлите за шампанским!
– Где Вера? – сухо осведомилась графиня Каменева.
– Гостит у этой. У своей. Курсистки Сонечки, – промямлил граф, приближаясь к дивану и медленно оседая на него, точно ослабев от беседы с женой.
Стараясь держать себя в руках, Татьяна Андреевна развернулась и, предвидя катастрофу, устремилась к кабинету. По пути она заглянула в людскую, распорядилась протопить дом, отправить гостей восвояси и послать к соседям за дочерью. Распахнув дверь кабинета, графиня сразу же направилась к столу и, выдвинув нижний ящик, достала то, что осталось от отложенных на оплату векселей денег. Одиннадцать рублей! И это все?
Зажав в кулаке оставшиеся деньги, помещица заторопилась обратно, к Александру, желая получить разъяснения. Но супруг уже спал на диване, прижав к груди саблю и сверкая в отблесках свечи битым стеклом на босых ступнях. Пройдя сквозь гостиную, Каменева застыла у окна, глядя на сгущающиеся сумерки, дожидаясь дочери и размышляя, где раздобыть недостающую сумму.
За окном раздался оглушительный грохот, и небо расцветилось тысячами ярких огней. Затем еще раз. И еще. Графиня набожно перекрестилась, пробормотав:
– Господи, помилуй! Час от часу не легче! Не хватало нам фейерверков! Еще лес спалят.
Грохот доносился из пустующей усадьбы Григорово, выставленной на продажу за долги. И по всему выходило, что кто-то в отсутствие Татьяны Андреевны купил соседнее имение и нынче празднует новоселье. Закружились тоскливые мысли на тему предстоящего визита в банк с просьбой об отсрочке по закладным. Вероятнее всего, отсрочку не дадут, ибо Привольное уже заложено-перезаложено, и в скором времени имение выставят на продажу, и новые хозяева их усадьбы так же, как нынче в Григорово, будут давать салют в свою честь. Погруженная в невеселые размышления, графиня стояла у окна до тех пор, пока семнадцатилетняя Вера не ворвалась в гостиную, радостно кинувшись на шею матери. Отстранившись от дочери, графиня холодно спросила:
– Почему ты мне не написала?
– О чем, мама? – округлила глаза девушка.
– Обо всем этом свинстве, – Татьяна Андреевна театрально обвела комнату рукой. – И что отец пропил деньги, отложенные для банка.
– Но, мама, откуда мне было знать? Как только вы уехали, я сразу же перебралась к Сонечке. У них так весело! Каждый день гости! А вчера была новая соседка, Ангелина Лившиц, ее семья на днях поселилась в Григорово. Та самая Ангелина Лившиц! Представляете, мама? Сошедшая с небес дочь