льной издательской системе Ridero
Давно, давно это было…
Освободилась в раю, значит, должность – одно кресло свободным стало. Ну сместили кого там, или в звании понизили за использование служебного положения в корыстных целях, не знаю, врать не стану. Только спустился Михаил Архангел, святой такой есть – наместник Бога в раю, на грешную землю, ну и пошёл подходящую кандидатуру искать.
Ходил, ходил, нет, не попадаются праведники. Один работает спустя рукава, другой со службы гвозди тащит, третий – винцом балуется. Опечалился Михаил Архангел, думает про себя: «Напишу-ка я Богу докладную записку, мол, так и так, нет на земле достойных для замещения вакантной должности, испаскудились люди, пора их томным пламенем спалить и новые семена посеять».
Подумал он только так, смотрит – на взгорье мужик с сохой ходит. Удивился райский служитель – что такое? Вокруг техническая революция, трактора-компьютеры, а тут мужик с сохой допотопной мается. Ну и спрашивает мужика того: «Чегой-то ты тут на пашне топчешься, от дела что ль лытаешь?» – и смотрит так подозрительно из-под руки.
Мужик поднял голову, глядит – начальство вроде, – голос строгий, да и на лицо белый, ну и пошёл правду чесать. До каких, мол, пор я здесь буду дело пытать – огрехи за трактором исправлять. И показывает рукой на пашню. Смотрит Архангел – да, действительно, борозды какие-то кривые, загогулинами. Это те, которые винцом балуются, на стосильной технике от дела лытали. А мужик непьющий был, совестливый – ну и правит чужую работу. Не может равнодушно на безобразия смотреть.
Вот это удача! Михаил Архангел даже присел на борону, которую ещё с прошлого года здесь в поле оставили, и говорит:
– Сядь рядышком, перекури пока.
– Да не курю я. И времени нет рассаживаться – посевная скоро.
– Ну ничего, ты сядь, посиди. Рано ещё сеять-то, заморозки ожидаются.
– Это что, метеосводка что ли такая?
– Да, да, небосводка…
Ну, сел мужик, вытянул ноги – хорошо-то как! Она, работа, завсегда к земле тянет.
Сидит он, вроде, подрёмывает, а Михаил Архангел тем временем продолжает:
– Что ты тут за сохой-то мучаешься? Видишь, как упрел, чужие грехи исправляя. А у меня к тебе предложение есть, должность одна освободилась, значит. Человек нам нужен, а людей нет. Кругом, извини, свиньи какие-то, всё землю друг под другом роют, глаза к звёздам не поднимут. А ты нам подходишь, не такой ты, да и анкета у тебя приличная, а характер золотой. Служба у тебя будет лёгкая, представительная. Вроде, как в президиуме сидеть будешь – и заботы никакой. Так что соглашайся.
Мужика тут, как сапогом вдарили. Враз сон-дремоту вышибло. Эх куда он махнул! В район, что ли?
– Спасибо, товарищ начальник, за доверие. С грамотёнкой у меня не того. Семь классов только, да и то больше в коридоре – не справлюсь.
– Справишься, справишься. Нам только присутствие надо. Рай будет, а не жизнь.
«Во чудак! – думает мужик. – Разыгрывает что ли?»
А Михаил Архангел тем временем продолжает:
– Ты, – говорит, – не пугайся только. Я оттуда, – и пальцем, и глазами в небо указывает.
– Это что, с области, что ли? – спрашивает мужик.
– Архангел я, – улыбается Божий посланник, – в рай тебя взять хочу. Вот я сейчас из тебя душу выну, и будешь ты в раю вечном блаженствовать. Кущи там всякие, птицы поют. А тело твоё, трактористы пойдут вечером домой и найдут в борозде, – инфаркт был, и – никаких подозрений. Похоронят честь по чести. Скажут – на трудовом посту умер. Долго помнить будут.
Ну и сделал он огненный знак рукой, вот так, как будто спичкой о коробок чиркнул. Сделал, значит, он знак – херувим явился с крыльями, вроде большой бабочки, а с лицом младенца – душу сопровождать.
Мужик, хоть и атеист был, но от страху даже поперхнулся.
– Не тронь меня, – говорит, – начальник, дай к посевной с полем управиться, а там придёшь. Не к спеху ведь…
– Ну ладно, уговорил, – согласился Михаил Архангел. Действительно, поля-то в порядок привести надо. – Трудись! После поговорим…
И растаял в воздухе, и херувим с ним тоже пропал.
«Во! – думает мужик, – сон-то чудной какой. Разморило с усталости…» Берёт соху в руки, вожжи и пошёл делать своё дело.
Проходит день, другой, третий. Мужик и забыл совсем о том случае: приснилось и приснилось – мало ли во сне что увидишь. Пашет мужик на последнем поле последнюю борозду. Солнце на вечер перевалило. От пашни дух горячий поднимается, дрожит марево впереди, как будто вода закипает. И идёт по той воде человек, странный такой, в длинной белой рубахе и босиком. Скользит, как будто ногами земли не касается, а лицом похож на того самого начальника, который его уговаривал в рай переселиться.
– А, чёрт! Мерещится всякое! – и рукой стал глаза про-
тирать. В это время что-то громыхнуло легонько так, к дождю вроде. Опустил