ебя встроят в телевизор Эштона, и ты внушишь ему, что не надо здесь никаких революций. Кроме того ты должен убедить его переслать в ФСБ все планы по готовящемуся перевороту. Осуществит вставку чипа вот этот, – шеф достал из стола снимок, – агент. – Я обомлел, с фотографии смотрела дама, объём которой превышал мой, наверное, втрое. – Это – горничная в американском посольстве. Она же, капитан Строева. Она же, когда операция будет завершена, произведёт выемку чипа. Что с вами, Скворцов?
– А это он переживает, как бы им не увлеклась капитанша, – Марик Бергман ткнул пальцем в снимок.
– Напрасно, – судя по всему, шеф опасений Бергмана не разделял, – он не в её вкусе. Хрупковат! Так! – прервал он раздавшиеся смешки. – На подготовку даю две недели. Вопросы есть? – вопросов не было, о чём свидетельствовала мёртвая тишина, накрывшая кабинет. – Всё, выполняйте!
– Не дрейфь, старик! – похлопал меня по плечу Бергман, когда мы выбрались в коридор. – Всё сделаем без шума, без пыли.
Я глянул в чёрные глаза товарища. Удивительно, как в одном человеке уживаются гений и разгильдяй… Это именно он предложил совать людей в телевизоры, приёмники и ещё бог знает во что.
Когда год назад американец Джек Прайсли открыл принцип нейронной диффузии, позволяющий нейроны мозговых клеток перемещать в цифровые устройства, мир словно свихнулся, все кинулись в киберпространство. Кто за новыми ощущениями, кто из любопытства, кто-то от скуки. Марик Бергман нашёл изобретению Прайсли другое применение.
Припёр в лабораторию похожую на футляр фигню, повозился с неделю, а потом заявил, что всё готово. В этот момент спокойная жизнь, – впрочем, не только моя, – кончилась.
– Ты, главное, не зажимайся! – наставлял меня Марик, пристраивая к моей голове провода с присосками на концах. – Просто расслабься и получай удовольствие.
– Сам получай! – буркнул я, с опаской оглядывая оборудование, которое походило скорей на последнее пристанище, чем на нейронный преобразователь. – Лучше скажи, эта хрень, – я обвёл глазами прибор, – точно сработает?
– А то! – Бергман едва не подпрыгивал от нетерпения. – Всё рассчитано до муллиметра! Ну, а если что – не переживай, – он приляпал к моему лбу ещё один провод, – телу твоему пропасть не дадим. Вон хоть Лидочке, – он подмигнул единственной в лаборатории девушке, – предложим. Как, Лидочка, примете Скворцовское тело на хранение?
– Если муж разрешит, – буркнула Лидочка, прилаживая к моему уху какую-то блямбу.
Несмотря на шуточки, напряжение чувствовалось. Всё-таки первый случай, когда человека приделывали к телевизору. Но, несмотря на все опасения, переход оказался быстрым и безболезненным, и ничем не отличался от обычного перехода в виртуал. Те же покалывания по телу, цветные круги, ощущение зыбкости, потом полёта. Но вот дальше начинались отличия. Притом неприятные. Провал, темнота! Полнейшая утрата времени. Секунда прошла или год, непонятно.
Наконец, яркая вспышка пронзает сознание, вырывая из небытия. На меня в упор глядит Марик, как всегда, с плутоватой улыбкой. Вроде рядом, но и не здесь. Экран! – осенило меня. – Он по ту сторону экрана. А я… Я, получается, внутри телевизора, значит, всё удалось.
– Эй! – Бергман постучал по экрану. – Ты здесь?
Здесь. И мне не по себе, нет ощущения тела, словно от меня осталось только сознание. Впрочем, так оно и есть. Ещё этот шум, непрекращающийся ни на мгновение шум. Я вдруг понял, что это телевизионная передача. Судя по всему, шли новости, диктор что-то монотонно бубнил.
– Можешь что-нибудь сказать? – продолжал допытываться у телевизора Марик. – Попробуй настроиться на этого, – он снова постучал по экрану, – который в новостях.
Сам бы лез и пробовал. Я попытался представить себя в роли телеведущего, сконцентрировал импульс и выплеснул из себя.
– Сам дурак! – не меняя интонации и выражения лица, проговорил диктор, освещавший до того ситуацию на Ближнем Востоке.
Никогда до этого я не встречал человека, который так радовался тому, что его обозвали. Марик Бергман едва не подпрыгивал.
– Ещё! – постучал он по телевизору, я ощутил неприятную вибрацию. – Скажи ещё что-нибудь.
– Не стучи, – велел ему диктор, в очередной раз оборвав новости, – в лоб схлопочешь!
– У-ты мой красавец! – Бергман припал к экрану губами, оставив на нём мутный след. Если б я мог сплюнуть, обязательно сплюнул бы, но за неимением рта оставалось только праведно возмущаться.
– Марик, – сказала Бергману девушка, рекламирующая женские гигиенические средства, диктора сменила реклама, – ещё раз так сделаешь, прокляну!
– Ладно! – гений отошёл от экрана на несколько шагов. – Теперь попробуй перейти в ультразвук. Погоди, – поднял он руку, – я принесу звуковой сканер.
Он пропал из поля зрения, вместо него показалось симпатичное Лидочкино лицо.
– Как ты? – она протёрла салфеткой след, оставленный губами Марика. – Живой?
Не уверен, разве можно быть живым, не имея тела. Кстати, как оно там.