неудачи (особенно у начинающих писателей) (С. 60); гендерные предрассудки, заставляющие женщин писать под мужским именем (псевдоандроним) (С. 69–70), хотя были и обратные случаи (псевдогиним) (С. 77); стремление отличаться от других авторов, носящих то же имя (С. 91), или, наоборот, умышленная путаница с известным лицом (С. 95); намеренное употребление одного и того же псевдонима двумя или более лицами (С. 95–96); акцентирование места пребывания, рождения или происхождения (геоним) (С. 98); неудовлетворенность звучанием имени, которое заменяется более «благозвучным» (С. 101), и др.
К этим побуждениям можно добавить и другие, перечисленные, например, в предисловиях к немецкому словарю псевдонимов Йорга Вайганда[50] или к английскому словарю Фрэнка Aткинсона[51]. В случае, когда автор пишет для многих журналов или издательств, псевдоним помогает скрывать это обстоятельство; в периодике применение псевдонимов создает впечатление большего числа авторов, работающих в определенном издании[52]. Псевдоним может быть также применен для того, чтобы сблизить звучание имени автора с жанром, в котором он пишет, часто с целью создать впечатление аутентичности[53]: например, читатель романтических историй будет ожидать от автора произведений этого жанра экспрессивно звучащего имени[54].
С семантической точки зрения Дмитриев разделяет псевдонимы на те, которые отражают характерные черты автора, и те, которые этой функцией не обладают. К первой группе относятся, в частности, намеки на примету личности (френоним) (С. 111, 115). В случае аллонима автором употребляется в качестве псевдонима имя подлинной личности настоящего или прошлого времени (С. 133).
Швейцарский славист Феликс Филипп Ингольд классифицирует в своей статье о поэтике псевдонима (на название которой ориентировался и заголовок данной статьи)[55] разные виды построения неверных подписей по степени прозрачности их композиции. Из многочисленных примеров, приведенных Ингольдом, я кратко представлю лишь некоторые. Высокую степень прозрачности имеют, например, псевдонимы, применяющие такие приемы, как изменение порядка фонетических частей имени и разнотипные сокращения, акронимы или инициалы, являющиеся в частности нарушением привычного типографического или звукового образа имени (С. 319). Большей комплексностью обладает прием анаграммы, хотя палиндром как особый вариант анаграммы можно считать более прозрачным (С. 321). Очень большую степень прозрачности имеют псевдонимы, указывающие сами на себя, т. е. на писательскую работу или на акт сокрытия (С. 324).
Кроме этих более формальных аспектов Ингольд рассматривает также проблему псевдонима и человеческого имени в целом с философской точки зрения (в духе русской традиции «философии имени»). Основные положения Ингольда таковы. Хотя в случае имени особенно явно просматривается лингвистический принцип арбитрарности, с именем с давних пор связаны определенные представления о судьбе и жизненном пути его носителя