нормальному, не спеша, встать, одеться, выпить чашечку той коричневой синтетической бурды, которая называется «кофе»…
Нет. Иоганн тянул до последнего, валяясь в постели, глядя мелодрамы и слушая мажорные песенки. Пока на табло его телекса не появлялось то время, которое он считал критическим: за этой чертой ему грозило явное опоздание. Лишь только тогда он вставал, в спешке собирался и опрометью вылетал на площадку, к лифту.
Так было и сейчас. И вот, он уже внизу. Вышел из подъезда своей многоэтажки, насквозь провонявшего мочой и наркосигаретами. Задержав дыхание, только снаружи судорожно глотнул, вбирая в легкие уличный воздух, тоже не слишком чистый. И на него сразу, стихийным бедствием, надвинулась улица. Замелькали перед глазами машины, едущие на безумной скорости. Замельтешили спешащие люди…
Дверь его подъезда выходила на первый ярус города: наземный.
На этом ярусе, по определению, не было ни бусов, ни поездов метро. Разрешены только частные машины. И то, не на всех улицах; некоторые были исключительно пешеходными. Чтобы уменьшить поток транспорта, бусы и метро пустили по второму ярусу. Иначе было бы не избежать аварий. Но многие водители частных машин считали верхом лихачества ехать на красный свет, да при этом орать на прохожих: «Куда ты прешь, козел?» И потому, аварийность в городе была всё равно высокой. А поток машин и людей, как обычно, зашкаливал.
В общем, всё было настолько же радостным, насколько в любое рабочее утро…
Иоганн открыл дверь подъезда, сделал шаг, и… Тут же вписался в флуоресцентную урну для пластиковых бутылок.
«И какой придурок отпинал эту урну на самый центр!» – подумал он растерянно. И пнул урну обратно, к стене. Она заскользила по идеально гладкой, почти зеркальной поверхности иссиня-черного тротуара.
А Иоганн прошел вдоль стены дома и повернул налево. И вдруг четко услыхал сзади звонкий мальчишеский голос:
– Фас!
Он обернулся. И вовремя. Какой-то мальчишка спускал с поводка двух собакокрыс.
«Мерзкий слюнтяй! Развлекается, гад… По виду, ярко выраженный потомок богатых родителей. Наверное, принял меня за беззащитного инженера или учителя, – подумал Иоганн. Он знал, что собакокрысы после команды „фас“ не знают отбоя. – Ничего, я не такая уж легкая добыча»…
Став в боевую стойку, он широко расставил полусогнутые в коленях ноги. Хладнокровно подпустил собак поближе. Затем достал из кармана газовый пистолетик. Такой пистолет имел право носить каждый журналист. Последняя, усовершенствованная модель. Стреляет пулями, разрывающимися вблизи цели, а они выбрасывают пары ядовитого газа. У человека этот газ вызывает конвульсии, а затем парализует жертву на несколько часов. Но собак, более чувствительных к запахам, убивает насмерть… Даже таких, как эти потомки экспериментов в области генной инженерии.
«Сотворил же некий урод этих собачек… Имя этого экспериментатора не сохранилось для истории. Отвратительные твари – эти мутанты», – подумал Иоганн, глядя на подбегающих зверюг. Эти животные более походили на крыс, но только имели длинные, стройные лапы. Их красные глаза сверкали бешенством, а из пастей, обрамленных весьма острыми зубами, капала слюна.
Когда собаки были совсем близко и уже собирались прыгнуть и вонзиться зубами в его ногу, Иоганн нажал на кнопку своего оружия. Послышался отвратительный визг, и обе псины завалились на бок и начали дергаться в конвульсиях.
Иоганн полюбовался, как издыхают псы, а «малыш», их хозяин, неподалеку распускает зелёные сопли, размазывая слёзы кулачками по лицу. Но любовался недолго: проворно ретировался в тень, за какой-то ларёк. «Не хватает только проблем с обществом защиты животных! – подумал он, спешно убегая к ближайшей станции метро. – Эти ребята быстренько изобразят картину расправы с несчастными беззащитными пёсиками, безжалостно уничтоженными жестоким маньяком-авантюристом. И слупят в пользу папочки пацана огромный штраф. Впрочем, при случае я сразу скажу, что журналист. Ведь даже эти истероиды редко связываются с пишущей братией. Чревато. Но и мне не стоит лишний раз искушать судьбу».
Вскоре он был у большого, круглого здания из прочного, пуленепробиваемого стекла с литерой «М» наверху.
«Не совсем экономично; другим способом было бы доехать быстрей и дешевле… Да ладно уж… Главное – побыстрее смыться. Кажется, никто не снимал это побоище на камеру», – подумал он, пробираясь к дверям метро сквозь колонну нищих оборванцев. Они, как обычно, выпрашивали пласткарты у всех входящих. Около одних был какой-нибудь плакат, написанный от руки на упаковочном картоне: «Подайте на клонирование почки, ради Господа!», «Исполню любую работу. Часть платы – вперед», «Я приехал с другой части города. Меня здесь обокрали. Подайте на проезд»… И тому подобные. А другие выпрашивали в голос, очень жалостливо.
«Может быть, половина из них – настоящие, а не ловкачи, вымогающие таким образом пласткарты, в своей совокупности – на крупную сумму. Но разве всем угодишь! Самому тоже жрать надо. И каждый день, заметьте», – буднично подумал Иоганн. Он уже давно жил