жила с Галкой, она была необыкновенно смешлива и беззаботна, как поросенок Ниф-Ниф, ничто не могло испортить ей настроение: ни плохая оценка, ни замечание учителя, ни крылатое выражение «смех без причины – признак дурачины», которое я частенько слышала дома в свой адрес. Внешность у нее тоже была подходящей: широкое лицо, усеянное веснушками, курносый нос, рот до ушей «хоть завязочки пришей», большие серые смешливые глаза и две косички в растопырку.
Наташа, напротив, была девочкой очень ответственной, серьезной и аккуратной во всем. Она делала всё: записывала домашние задания в дневник по всем предметам, писала чистенько в тетрадках – без единой помарки, получала только отличные оценки и хвалебные записи в дневник. И выглядела она соответственно: вытянутое овальное личико, тонкий прямой нос, брови домиком, от частой задумчивости, и маленький рот – точечкой. Волосы всегда были гладко зачесаны назад и заплетены в одну косицу. Она была рассудительна не по годам и, конечно, напоминала поросенка Наф-Нафа. Это была девочка, с которой надо было брать пример. Я даже пыталась это делать, и внешность у меня была подходящей: и у меня – овальное лицо и прямой нос, но почему-то на нем, особенно по весне, выскакивало огромное количество веснушек, а одна, особенно крупная, селилась почти на кончике носа, и всякий говорил, что он у меня испачкан. Эта веснушка придавала моему лицу глуповатое выражение, что меня, безусловно, очень огорчало. Мне заплетали две косички, вплетая шелковые ленты, и волосы постоянно выбивались и свисали прядками. Еще я любила посмеяться по поводу и без, поэтому на лице всегда читалась улыбка, готовая перейти в смех. По шкале поросят я больше всего походила на Нуф-Нуфа.
Мы с Галкой без устали резвились не только на переменах, но и на уроках мы находили повод повеселиться. Как и поросята из сказки, мы хотели иметь свои домики, в которых можно укрыться от житейских невзгод. Мое воображение рисовало мне деревянный крепенький домик, непременно на фундаменте, как на даче, Наташа и так выстроила себе крепость, ну а Галчонок… ну, она кроме соломенного шалаша ничего построить себе не могла, а если, что – укрылась бы у Наташи. Как ни крути, а они ведь – сестры!
В тот день, придя домой, я поняла, что не записала в школе домашнее задание, и обнаружила замечание в дневнике: «Смеялась на уроке вместе с Галей Ивановой». До прихода родителей надо срочно сделать уроки, может, замечание и пропустят, подумала я, а еще я подумала: не лучше ли выдернуть страницу дневника…
Опрометью я побежала к Наташе – переписать домашнее задание. На лестнице не было никого, но из-за двери был слышен голос мамы Галки и Наташи. Галку песочили за замечание в дневнике (ей, видимо, написали, что она смеялась на уроке со мной). Я позвонила, тетя Валя (так звали маму девочек) открыла дверь. Увидев меня на пороге, она ногтем корябнула мой нос, поняв, что это не грязь сказала, что Галка гулять не пойдет ни сейчас, ни потом, что она наказана за плохое поведение. Галка-Ниф-Ниф сидела на «развалинах своего соломенного домика», правда, без тени раскаяния на своем лице. Наташа была «в своем каменном доме», никакие бури не достигали ее там. Я спросила задание, записала его на бумажке, сунула в карман и вышла на лестницу.
На лестнице опять не было никого, но на подоконнике между этажами стояла бутылка из-под шампанского. Я не верила своим глазам (в пункте приема стеклотары эта бутылка стоила целых 17 копеек!!!). Я осторожно подошла, огляделась и взяла бутылку в руки, внимательно осмотрев горлышко и не найдя ни единого скола. Моя душа возликовала, я позабыла все свои невзгоды. Эта бутылка казалась мне прочным фундаментом, на котором я построю себе домик. В этот домик не проникнут никакие беды!
В пункте приема стеклотары моя бутылка благополучно перекочевала в руки приемщицы, а в моих руках оказались 17 копеек – целое состояние! Радости не было предела! Мой ум заходил за разум, я должна была купить что-нибудь такое, что никогда в жизни не купит мне мама. Зато я куплю ЭТО себе сама! МОРОЖЕНОЕ!!! Осенило меня! Ну конечно, мороженое! Никогда мне не разрешали съесть мороженое – на улице. Если мне и покупали стаканчик, то обязательно приводили домой, и я ждала, когда мороженое размякнет и растает, наконец. Потом мне ложкой приходилось черпать эту сладковатую жижу. Говорили, что у меня гланды, миндалины, ангина и тонзиллит и мне нельзя есть мороженое. Я же хотела съесть подернутый инеем вафельный стаканчик, и непременно на улице, я хотела, чтобы все прохожие видели, как я иду по улице, кусаю белое холодное мороженое и не боюсь никакой ангины!
Какое взять? Чтобы сразу на все! За 28 копеек – слишком дорого, не хватает денег. Сахарная трубочка по 15 коп – нет, слишком сладкая, приторная даже и останется еще 2 копейки. Эскимо – на два не хватит, если одно – то оно очень маленькое и останется 6 коп – нет, не годится! Голова моя вспухла от проблемы: на какое мороженое потратить деньги? Да я же люблю молочное – по девять – осенило меня! Два по девять: как раз 17! Я подпрыгнула от радости и побежала в сторону магазина. Там на улице стояла мороженщица. В ее сундуке, на кусках белого дымящегося льда, лежало всякое мороженое! Я подала деньги и сказала:
– Два по девять!
Она сосчитала деньги раз, потом другой и сказала:
– Тут семнадцать копеек, одной не хватает. Одно