ий энергетика творчества этих объединений была бы развита не в полной мере.
Автор книги уведомляет читателей о том, что все ракетно-космические сведения, изложенные в ней, были проданы американцам деятелями перестройки, развалившими Советский Союз. Ныне все эти сведения любознательный читатель может найти в ИНТЕРНГЕТе.
Глава I. В воронцовском вытрезвителе раздалось: «Спой, Вован»!
– Паря, где я?
– А я где? Что за сводчатый потолок? Что за небольшие окошки с решетками под потолком?
– Братва, так мы неужели в КПЗ? – воскликнул возле Стаса сосед.
«Но разве в камере предварительного заключения может устанавливаться такое множество одиночных кроватей? В КПЗ должны быть двухъярусные!» – стало смутно вырисовываться окружение вокруг Стаса.
Опять донеслось восклицание:
– Паря, где же я?
– А ты, оказывается, не знаком с московскими вытрезвительными местами! В вытрезвители мы, коллега – пьяньчужка! Однако, все же есть вопрос – в каком? На Бауманской или на Матросской Тишине? – раздалось со средней кровати.
– Ну, ты комик – алкоголик, знаток московских «оздоровительных центров»! Тебе на Матросскую Тишину захотелось! Тишина – заведение престижное, для правонарушителей. А мы всего лишь романтические натуры, – рассудил хриплый баритон.
– Что правда, то правда, паря! Романтизм у нас в крови. Мы увлекающиеся до умопомрачения особы. Что-то твой баритон мне знаком! Не удивлюсь, если в твоих руках, паря, окажется гитара.
– Не напрягай ослабевшие после вчерашнего мозги, дружище, тебе это вредно, бобо расколется.
– Обижаешь золотоискателя, Вован, у меня бобо сибирское, крепкое. Ты, Вовчик, на северо-востоке от Байкала знаменитейшая личность, ты – наш, свой в доску. Я специально, приехав в Москву, специально пошел на «Таганку». На тебя хотелось посмотреть. Но не удалось. Пришлось припомнить нашу сибирскую:
Бежит паровоз по долинам и по взгорьям
Летит он неведомо куда.
Мальчонка назвал себя жуликом и вором,
И жизнь его теперь одна тюрьма.
Постой паровоз, не стучите колеса,
Кондуктор, нажми на тормоза…
Я к маменьке родной, больной и голодный,
Хочу показаться на глаза.
Не жди меня, мама, хорошего сына.
А жди меня – жулика, вора…
Меня засосала воровская трясина
И жизнь моя обычная тюрьма.
Постой паровоз, не стучите колеса,
Есть время взглянуть судьбе в глаза.
Пока еще не поздно нам сделать остановку,
Кондуктор, нажми на тормоза…
Вот так пришлось невезуху залить нашим сибирским способом. Однако, свидеться с тобой судьба даровала мне в этом довольно – таки необычном московском заведении. Не мучь мое сердце! Спой, не будь парашей!
– Параша – мамаша – папаша! Превосходная простонародная рифма! Вот ты сейчас исполнил то, что мы в театральном подполье в течение многих часов переделывали. Оказывается, переделанное не осталось в нашем театральном «подполье». Оно ушло в народ, достигнув даже Иркутской губернии. Гитару бы сейчас в руки…
Беседу прервал вошедший сержант. Осмотрел полуподвальные «хоромы»:
– Ну что, протрезвели, любители романтической экзотики? В моем заведении почти после каждого спектакля собирается особый контингент – театрально-романтизированный.
– Так мы, оказывается, на Воронцовке! Так это почти филиал «Таганки»! Вытрезвитель на Воронцовке особый, театрально-артистически-зрительский. Сержант, публика просит спеть! В нашей среде есть сибиряк с золотых приисков. Ему не удалось попасть в театральный зал! Разреши!
– Ишь ты, сразу видно, что за птица в моих руках. Ты хоть помнишь, с гитарой был или без нее?
– Обижаешь, уважаемый! Конечно, с ней, со спутницей моего творчества, – Владимир обвел взглядом обшарпанные стены, остановился на помятых лица, – ну что, гитару вернешь?
– Ох, уж эти барды! Им сразу в вытрезвители гитару подавай! Ладно уж, послушаем знаменитость.
Струна разорвали подвальный воздух:
– … Дайте собакам мясо, авось они подерутся,
Дайте похмельным кваса, может, они перепьются,
Чтоб не жиреть воронам, ставьте побольше пугал,
А чтобы быть влюбленным, дайте укромный угол.
В землю бросайте зерна, может, появятся всходы,
Ладно, я буду покорным, дайте мне свободу.
– Ого-го! Свободу ему подавай! – Сержант хитро сощурился, – Ты ее еще не заработал.
– Братцы, вступитесь за современного гусляра!
Протрезвевшие «романтики» принялись на все лады ублажать милицейского вершителя человеческих судеб:
– Вован – наша гордость,