щимся сердцем я оторвалась от подушки, разум вырвался из силков полусна.
– Ники, не смей! Не смей руками трогать чужого, сколько раз тебе говорил!
А… Фух… голос Шона.
– Этот флерс не твой! Он чужой, – продолжил он.
– Я забылась, он такой хорошенький, – виноватый голос Ники.
Тут Лиан, причина восторгов Ники, бесшумно проскользнул в мою спальню, плотно закрыв за собою дверь. Увидев меня, он, как всегда, улыбнулся и непроизвольно раскрыл крылья. Я безмолвно позвала его… «Солнышко моё утреннее», любуясь его ладной фигурой подростка-легкоатлета.
Именно его появления, как светлого праздника, я и ожидала в полусне. Четыре месяца назад, ранней весной, измученный, еле живой флерс обманул преследовавших его волчиц и проник в мой офис, прося защиты. Я не смогла отказать. И теперь моя большая квартира с выходом на крышу, в которой никогда не было гостей, даже людей, полна divinitas1 всех цветов, и они хозяйничают в ней, как дома. Полгода назад я бы в такое не поверила.
Поскольку я окончательно проснулась, мы с Лианом легли рядышком лицом к лицу. С тихой радостью я принялась перебирать его лилейно-белые волосы, такие густые и необычные на ощупь… если закрыть глаза, то можно поверить, что касаешься цветочных лепестков.
Мои длинные, чёрные как смоль кудри были отброшены вверх, за подушку, чтоб не мешали. Будучи, сколько себя помню, светлоглазой блондинкой, пятнадцать лет назад я радикально сменила внешность, взяв за основу образ европейской актрисы Моники Беллуччи – женственной брюнетки со спокойным лицом. Чтобы отличаться от оригинала, я оставила глаза зелёными и чуть удлинила овал лица. Моя новая внешность многих обманула, заставив позабыть о слухах, что я универсал. Прозвище Росео2 окончательно приклеилось ко мне. Но после вчерашней ночи…
– «Нам нельзя „сиять“, – мысленно предупредила я Лиана. – Мы оба ещё не отошли от перегрузок этой ночи».
Он кивнул, соглашаясь.
Я засмотрелась в его удивительные глаза – живые бриллианты: очень светлая радужка, почти белая, отражала свет, мерцая мягкими оттенками радуги. Когда Лиан вошёл в мою жизнь, он был ранен и истощён до крайности, тогда его глаза напоминали мутные стекляшки, в них были страх и отчаяние… Я поскорее отогнала плохое воспоминание.
Лиан тем временем обдумывал события прошедшей ночи.
На мой дом напали вампиры. Мне на помощь пришли Шон и его подопечные девочки – розовая Венди и зелёная Ники, а позже – глава Совета divinitas Нью-Йорка, Седрик со своими телохранителями-волками. Вампиры вынудили искалеченных бывших флерсов Ландышей атаковать меня, а я в тот момент говорила по телефону с Седриком. И какие бы между нами ни были разногласия и проблемы, он примчался на помощь. Вампирский князь попытался воспользоваться ситуацией – убить Седрика и захватить власть в городе. К поединку подоспели другие члены Совета. Седрик почти проиграл, его спасли провидение и католический падре, освящавший мой ресторан для защиты от вампов. А потом всё закрутилось так, что мне пришлось раскрыть свои карты и, увы, продемонстрировать возросшую за последние месяцы силу – искалечить чёрно-красную заразу Эдалтери, выскочившую замуж за князя вампов, и убить её муженька. А ещё поставить рабскую метку на Шона, потому что он оказался не красным divinitas, а инкубом. Инкубы, как и флерсы, не имеют права на свободу, и Эдалтери предъявила на Шона права, а ей помешала, вот таким радикальным способом. Да… Натворила я…
– «Всё кончилось?» – с надеждой безмолвно спросил Лиан, которому тоже досталось этой ночью.
– «Пока да».
Будем надеяться, что Франс, наш прежний, привычный вампирский князь, сможет взять вампов под контроль, они оставят меня в покое, и я забуду вчерашнюю ночь, как кошмарный сон. Впрочем, последнее – из разряда несбыточных пожеланий. Я белый универсал, и к концу сегодняшнего дня все нелюди Нью-Йорка будут знать об этом.
Лиан взгрустнул, обвиняя себя в происшедшем, ведь всё началось с него: он сообщил о флерсах, находящихся в плену у вампов. Пришлось, нежно поглаживая, успокаивать его. Мы обменивались силой. Прикосновения Лиана как будто смывали с меня вчерашнюю грязь, становилось легко и радостно. Пришла тихая надежда, что всё будет хорошо, и я смогу со всем справиться.
Резко кольнула мысль о том, что Ники покусилась на него, на самое ценное сокровище в моей жизни. А поскольку мы были открыты друг для друга, то Лиан услышал это:
– «Она ещё дитя, – заступился он за неё. – И я не дал себя коснуться».
Я смутилась, боясь, что он не так понял моё собственничество, ведь я не считаю его вещью, просто он мне очень-очень дорог. Но он истолковал всё по-своему:
– «Всё правильно. Я твой, и ты должна меня защищать – не давать другим. Ты ведь не будешь давать меня другим?» – вдруг с тревогой спросил он.
– «НЕТ», – заверила я, отказываясь даже думать о таком.
– «Отлично».
Мы, успокоенные, опять погрузились в ласковое