е выпаривания чего-то там с роговицы я буду видеть предметы и людей в золотом свечении. И даже нарисовала глаз.
Его она нарисовала, скорее, для себя, потому что я уже пребывал в тумане, который рассеялся только через несколько часов. И только слышал: «Вот смотрите, глаз…» Потом она спохватилась и сказала, что не стоит даже проводить дообследование, потому что бессмысленно платить деньги, когда они итак уже знают, что не возьмутся за эту операцию.
Такие честные попались мне мошенники.
Впрочем, посоветовали центр микрохирургии глаза в другом городе. Но предупредили, что хоть оборудование у тех и новее, но, вероятно, эффект будет таким же…
То есть я всех буду видеть этакими ангелами в золотом свечении, а они меня обычным обывателем? Ну уж нет. Это никуда не годилось. Врач несмотря на то, что блондинка, видимо, и сама понимала, что это никуда не годится, потому что только пожала плечами.
«Ну и шарага!» – едва не произнёс я вслух. Врач-блондинка и второй, более умный, офтальмолог – очкарик! Обалдеть!
Конечно, я не собирался так просто сдаваться. В тот же вечер я написал письмо в тот центр, о котором сказала врач-блондинка.
Блондинка – этим всё сказано. Не даром про них сочиняют анекдоты. И про замполитов не зря. Я сам знал одного преглупейшего бывшего замполита, ныне военного в отставке и менеджера по продаже автомобилей.
Последнее у него, впрочем, неплохо получается.
Но это всё лирические отступления, а о моём тогдашнем состоянии можно сказать в трёх словах: я был зол.
Нет, точнее в четырёх:
я был ОЧЕНЬ зол.
Да, так будет гораздо точнее.
Что мне еще рассказать о себе? Начну, пожалуй, с внешности…
Нос прямой, или чуть вздёрнутый, вполне себе красивый. Глаза… обычные, в общем, глаза серо-синего цвета.
И, как вы уже поняли, я ношу очки. Да, к сожалению, с толстыми стёклами.
Нет ничего ужаснее, чем расставаться с мечтой после того, как ты уже утвердил её в своём воображении, в своих планах своей собственностью, своей будущей реальностью.
Реальность же настоящая представляла собой зрелище унылое. Девушки в декольте – раздражали и те.
Одна почему-то особенно.
«Выставила свои сиськи», – подумалось с раздражением. Прикинул своим не слишком опытным взглядом – размер четвёрный- пятый. Девушка мне понравилась, но лицо я всё равно не запомнил. Но увидел бы снова – узнал бы.
Почему-то вспомнился совершенно некстати, а может, как раз-таки кстати школьный экзамен и друг Сашка. Мы шли по улице с цветами, вернее, у Сашки была только одна роза, купленная на сэкономленную мелочь
Друг был из так называемой социально неблагополучной семьи, говоря обычным языком, родители его выпивали, и часто.
Чтобы то, что цветок один, не бросалась в глаза, по дороге Сашка наломал сирени, выбирая гроздья попышнее, окружил ими розу – получился самый настоящий букет.
У меня роз было пять. Но одна сломалась по дороге.
Это и стало причиной насмешки, ставшей для меня импринтом.
– Как на кладбище, – усмехнулась, глядя на мои розы учительница.
Сашке пришлось ещё хуже.
– Я заслужила розы! – не на шутку оскорбилась учительница, и сирень полетела в окно.
С тех пор я не люблю дарить ни сирень, ни розы, ни какие другие цветы.
Вообще эротические фантазии с учительницей в главной роли – это цветочки-розочки по сравнению с таким сюжетом: жена твоего босса (и собственно говоря, тоже босс) и соответственно ты сам, то есть в данном случае я.
Она… она похожа на резиновую куклу – красивая и бездушная, в кукольных же нарядах, а иногда, довольно редко, – в бежевых каких-то спортивных штанах и дурацкой лыжной шапочке. Но в таком виде, ей, разумеется, не место в моих эротических фантазиях.
…Дождь начался не то чтобы совсем неожиданно, и всё равно в такую погоду, когда жасмин и липа пахнут предвкушением счастья, даже если пасмурно, изо всех сил надеешься, что зонт не понадобится. Но в том и коварство летнего дождя.
Навстречу шла женщина, очень полная, в бриджах, в ярко-розовой футболке и зонтом цвета лопуха.
«Как свинья под лопухом», – подумал я. А когда она подошла поближе, то зонт оказался огромным лопухом, и где только она нашла такой огромный?
И это почему-то вызвало во мне чувство досады.
Да, это чувство мне знакомо, и я не собираюсь это скрывать и притворяться суперменом или хотя бы просто весельчаком.
И мне все равно, что таких не любят. Я просто обычный человек – нравится вам это или нет. Обычные все, но подавляющее большинство обычных мнят себя какими-то особенными, потому что любят как раз-таки особенных. Во всяком случае, привыкли так считать.
Возьмем даже книги. Люди любят героев с неким налетом трагичности. «Как он любил!», «Как он страдал!»…
А я обыкновенный человек, ругаю на кухне правительство,