, 2016
Я бегал вокруг дерева, на котором монстр спал. Я посмотрел, нахмурив брови, и монстром я стал.
Глава 1
День 1. Пороша
Он замерз. Проснулся он от холода, который сковал его тело и притупил боль. Холод измучил его. Стоило ему пошевелиться, как боль снова пронзала его насквозь. Сколько же он проспал?
«Ты ведь мог и насмерть замерзнуть».
Картонные коробки плохо держали тепло, мышцы его одеревенели, как у покойника. Он поднялся, опершись на стену, штукатурка крошилась под пальцами и сыпалась вниз. В голове пульсировала боль, которая снова вернулась или и вовсе не уходила – он не мог понять. Это ощущение боли словно жило своей жизнью. Он осторожно присел, как в замедленной съемке. Сквозь окно, завешенное одеялом, свет почти не проникал внутрь, подвальная решетка разрезала мир на полоски.
Яркие вспышки полыхали в мозгу, появлялись образы размозженных костяшек пальцев, лестничных ступеней, слышались голоса. Аспид забирал его воспоминания. Аспид таился сзади, в затылке: это место всегда оказывалось теплым, когда он просыпался. Аспид знал, что он ничего не сможет вспомнить.
– Вставай! – велел Аспид.
И тело повиновалось. Подвал вертелся вокруг него, желудочный сок подступал к горлу.
Он мог пошевелить левой ногой, и правой, и левой рукой… Только не смотреть на правую руку – наплевать на нее. Ему нужно выбраться отсюда как можно скорее – это важнее всего.
– Пошел! – зашипел Аспид.
Он толкнул решетку, прикрывавшую вход в подвал, нащупал лестницу и стал подниматься, с трудом преодолевая ступень за ступенью, как раненый зверь, лишенный прошлого.
Аспид взял командование на себя, он знал, что нужно делать. Теперь главное – не оборачиваться, только не сейчас.
Финн не обращал внимания на полную ложку каши с пастернаком, застывшую возле его рта. Ребенок запрокидывал голову и лопотал на своем языке:
– Б-э-э, б-э-э, омн.
– Ну же, Финн, тебе ведь всегда нравилась кашка. Ну-ка, ротик открыва-а-а-й!
Малыш, пискнув, откинулся назад. Комья каши разлетелись по всей кухне.
– Б-э-э, б-э-э. Бака б-э-э, б-э-э. Омн.
Мать Финна вздохнула. Если бы она могла понять хоть слово из того, что он весь день бормочет! Мальчик ерзал на своем высоком стульчике взад и вперед, уставившись в потолок. Он размахивал ручками.
– Мама омн! Мама омн! Б-э-э, б-э-э!
Капелька темно-красной жидкости упала Финну на переносицу, между глаз, и скатилась по щеке. Он скривил рот в беззубой улыбке и завизжал.
Мать Финна посмотрела вверх и тоже завизжала, но не от восторга.
Ханнес перепрыгивал через две ступеньки. На лестнице лежала зеленая ковровая дорожка, покрытая пятнами, – сущий ад для криминалистов, для которых она станет испытанием. Фары проезжавших мимо автомобилей заливали пролеты яркими пятнами света, оживляя тени. На четвертом этаже дверь в одну из квартир оказалась распахнута, и там было светло как днем. Одетые во все белое люди двигались медленно, словно астронавты, высаживающиеся на Луну.
На лестничной площадке сидел на корточках Тумблингер из экспертно-криминалистической службы и обмахивал мягкой кисточкой дверной косяк.
– Ты уже здесь? – повернулся он к Ханнесу, не выпуская из рук инструмента. – А Вехтер хотел тебя с собаками искать.
– Я спешил…
Ханнес начал было оправдываться, но вовремя остановился. Ему не следовало извиняться, словно он занимал не свою должность. Черт возьми, он ведь главный комиссар!
Тумблингер внимательно взглянул на коллегу и сказал:
– Каждый волосок на месте преступления стоит ящика пива.
– Ну ладно уж!
Ханнес засунул упрямую прядь волос под шапочку спецодежды. В глазах еще рябило после двухчасовой поездки на машине через метель. Застоявшийся табачный дым подсказывал, что Вехтер тут уже побывал.
Этот запах был знаком Ханнесу – такой же царил в его кабинете. Он вселял успокаивающую уверенность в том, что коллега Ханнеса, другой главный комиссар, уже взялся за дело и осмотрел место преступления.
Звонок Вехтера застал Ханнеса в конце проселочной дороги, вскоре после того, как он успел добраться домой. Дети радовались приходу декабря, они хотели отправиться в лес с факелами. Расмус собирался надеть свои только что купленные сапоги-луноходы. Можно было бы посадить Лотту в заплечную детскую сумку и прихватить пунш и какао. Теперь они отправились на эту прогулку без Ханнеса. Он на миг представил себе вечерний лес и пламя факелов, но тут же отвлекся на Вехтера, который вырос перед ним в белом защитном костюме, словно огромный снеговик, пребывающий в дурном настроении.
– Привет, Ханнес.
– Прости, я… – Ханнес только открыл рот, чтобы извиниться, но Вехтер протестующее поднял руку:
– Ну