-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Spiegelbilder
(2010 – 2012)
[Ålder Raga]
Деревья подобны утопленникам —
Пустые жесты голых ветвей
в небе над городом.
Этот дождь ослепляет меня:
Дома отступают во мрак,
по пути собирая пьяных шаги.
Так и стою:
неподвижная точка
тишины среди грома и гула.
Как ребенок,
заблудившийся в поезде,
Следующем прочь из детства.
[Sovande Kvinnor Raga]
я надеваю свой белый свитер с высоким горлом
и иду ловить зимних бабочек
город занесен снегом:
бредя по дороге я проваливаюсь по щиколотку
и оттого каждый шаг дается мне с превеликим трудом
но женщины поют колыбельные
колыбельные дорог и
колыбельные колес и
колыбельные хлыстов и
колыбельные каждой мельчайшей частички этого мира
ТОГДА:
я забываю о холоде
я забываю о боли
я забываю
О
каждой из твоих крохотных улыбок
я иду ловить зимних бабочек
по заснеженному пустому городу
крепко сжимаю свой сачок – в ладони
и каждую бессмыслицу
слепленную из колыбельных —
в связках
[Politiska dub]
Премьер министры рассуждают о политической активности
Плодоносных кустарников с южного берега Ганга —
Большие люди, надежно спрятанные за большими стенами,
Кирпичными и радужными настолько, что тысячи покойников,
Замурованных под их кирпичной кожей, не могут упокоиться,
Не могут успокоиться. По ночам они выходят на площадь
И танцуют вальсы, свои медленные мертвецкие вальсы.
Рваные, дерганные, будто пьяные, танцуют под звездами:
Мужчины и женщины. Чаще – мужчины. Неприглядные и лысые,
Пепельно-бескожие, надежно скрытые от глаз
Толстыми неприветливыми стенами. А пока они танцуют,
Пока премьер министры рассуждают о политической
Активности кустарников с теплых и влажных берегов Ганга,
По улице проносят короб, наполненный цветами,
И смыслами, и умолчаниями, и волосками, собранными
По коридорам и углам этого города, огромного и бессловесного.
Непостижимого, как…
[Сантьяго-де-Куба]
Я – маленький Иисус
в костюме кубинского партизана,
убитого в 1953-м, ровно за месяц до
окончания боевых действий у Сантьяго-де-Куба.
У меня есть брат, у меня есть сестра,
мать, отец, дед и бабка… они простили меня,
благословили меня, забыли меня,
на пустой площади. Когда-то. Должно быть, в прошлом.
Мне остались: берет и звезда,
башмаки (что не так уж и мало)
борода, сигара, винтовка…
кубинская, стреляющая холостыми,
и только в воздух, громкий и зимний, злой,
пересыпанный революцией и снегом.
Снегом чужой земли, снегом, похожим на пепел
снегом, похожим на смех, на собачий лай и песок
и на все забытые вещи разом.
конечно же, у меня есть тихая армия, спящая в коридоре,
перо птицы, гвоздь ржавый в заборе,
чад паровоза и железной дороги долгие мили,
дырявый карман и носок, и песок для часов, и секундная стрелка.
Паровой механизм приводит ее в движение по кругу…
И я должен идти за ней следом, но я ранен
в самое сердце. Пулей навылет.
Я лежу на земле, и чужой снег засыпает мое лицо
и мое лицо засыпает в нем: сначала глаза, после – губы,
щеки потом, брови и нос. Медленное дыхание
отделяется и взлетает в небо,
высоко-высоко, к самым звездам, туда,
где души (им несть числа) воздушных шаров и
воздушных змеев
зажигают вечерние звезды.
И тогда приходишь ты. У тебя тысячи лиц,
и две тысячи рук, и две тысячи ног,
в слепящем