p>Роман «Злой октябрь» открывает собой ответвление серии «Тайный Суд», начавшей выходить в издательстве «АСТ» (Москва) в 2015 – 16 гг. и связан с ней общностью самой основы (т.е. самого факта существования Тайного Суда), судьбами некоторых героев, рядом фактов и событий, перекличка с которыми неминуема.
В остальном книги этой ветви могут читаться независимо от головной серии. Поэтому иногда автор был вынужден повторяться, чтобы некоторые моменты стали понятны любому читателю, даже тому, кто не держал в руках ни одного романа из серии «Тайный Суд»… Книги, открывающие нам архивы Тайного Суда, переносят нас во времена, отдаленные от времени действия основной серии. События некоторых из них, как, например, эта, посвящены событиям начала ХХ века; некоторые расскажут о событиях более ранних эпох.
Предисловие Юрия Васильцева председателя Тайного Суда
Старик с кудрявенькой фамилией Борисочкин образовался из праха в тот год, когда из подобного же лагерного праха вдруг начали возникать многие, уже, казалось, и не числившиеся в списке живых. Позвонил в субботу чуть свет, еще восьми не было, затараторил голосом довольно бойким:
– Юрий Андреевич? Простите великодушно за столь ранний звонок (было семь утра), но, знаете ли, уже тот возраст, когда уже каждая минута оставлена – хе-хе! – так сказать, по недоразумению небесной канцелярии. Как у вас нынче со временем?
К этому времени я уже четырежды менял и имя, и фамилию, Юрий Андреевич Васильцев почти пятнадцать лет назад, поэтому моя первая мысль была: «Провокация!» Но дальше сквозь треск в телефонной трубке донеслось:
– Догадываюсь, о чем вы подумали. Однако, если фамилия Борисочкин что-то вам говорит, то…
Неужто тот самый Борисочкин??
Много раз, перебирая лежалые бумаги, натыкался на его витиеватую роспись и фамилейку, там он и был для меня погребен, в бумажном хламе, под слоями пыли, в коленкоровых папках, перевязанный тесемочками. Нет, все еще, оказывается, существовал во плоти, взламывал чужой сон, домогался чего-то своего, к тому же весьма прицеписто. Зачем-то вдруг ему возжелалось повидаться со мной.
– Что ж, заходите, – сказал я и, только положив трубку, вспомнил, что даже не назвал ему адреса.
Старик, однако, позвонил в дверь через пять минут – видимо, разговаривал из телефона-автомата у моего дома, – и затараторил прямо с порога:
– Рад видеть вас воочию, Юрий Андреевич! А уж как вы на батюшку своего, на покойного Андрея Исидоровича похожи! Просто одно лицо!.. Хотя, когда его не стало, он был, конечно, несколько моложе… Вижу, вижу в ваших глазах вопрос: как, мол, этому старикашке удалось меня разыскать? Не буду выдавать своих маленьких секретов, скажу лишь: есть, есть еще люди! (Свои слова он то и дело разбавлял бодреникими «хе-хе!», что меня уже начинало раздражать.) Тем более, что речь (хе-хе!) вообще не об этом.
К груди он прижимал пухлую, почему-то пахнущую землей папку, из которой то и дело выпадал какой-нибудь ветхий листок бумаги. Старик тут же подхватывал его и бережно засовывал назад..
– А речь о том… – с этими словами он наконец положил свою папенцию на стол. – Да, собственно, вот об этом хламе, дохромавшем до вас, как сказал один хороший писатель, «сквозь прах разоренных империй»1. Покойный Андрей Исидорович… – Его глаза на миг повлажнели. – Он хотел, чтобы это досталось вам. Однако в ту пору вы были слишком юны, чтобы все постичь, даже о Тайном Суде вы в ту пору не имели представления. А потом… Ну, что стало с вашим батюшкой, вам и так известно, а я, архивариус Суда, сгинул сами (хе-хе!) понимаете, куда. Но папочку эту успел закопать в надежном месте. А земля, землица – она, в отличие от – хе-хе! – людей, умеет хранить…
Старик снова взял в руки папку, трепетно развязал тесемочки, но не смог удержать свой клад в скрюченных руках, папка упала, бумажный хлам высыпался из нее, усеяв собою ковер. Там были и листы писчей бумаги, исписанные твердым почерком отца, и какие-то наполовину истлевшие вырезки из газет, и какие-то документы с допотопными «ятями» и «ерами»..
– Ах, ах, старый я болван, что ж это я наделал! – запричитал старик. – Ведь все, все собрано было листок к листку! Что же теперь?…
Он опустился на колени, начал было подбирать листки, но они ложились явно не на место, и старику оставалось только ахать и проклинать свою старость и никчемность.
Я пообещал, что сам сложу все в нужном порядке. Борисочкин отнесся к моим словам с сомнением.
– Ну, допустим, записи вашего батюшки вы сложите как нужно, но газеты… Дух, так сказать, времени… – И вдруг махнул рукой: – А и бог с ними! Все равно (хе-хе!) дух останется духом, ибо, как считают некоторые, он бессмертен. Только прошу вас, не выбрасывайте! Времечко было – ох-ох-ох! Да сами поймете, заглядывая в этот мусор. Ну а записи вашего батюшки – они все о том же, о времени… Хотя, конечно, дело Леднева, вокруг которого слепилось это все, тоже будет для