– воскликнула миссис Уилкес. – О доктор, что томит нашу Камиллу?
– С ней не все в порядке.
– Да?
Добрый доктор нахмурился:
– Она нездорова.
– Продолжайте, продолжайте!
– Не вызывает сомнения: она угасает как свеча.
– О, доктор Джимп, – запротестовал мистер Уилкес. – Вы же повторяете то, что вам говорили мы, когда вы только пришли в наш дом!
– Нет, вы не правы! Давайте ей эти пилюли на рассвете, в полдень и на закате солнца. Превосходное средство!
– Проклятье, она уже нафарширована превосходными средствами!
– Ну-ну! С вас шиллинг, сэр, я спускаюсь вниз.
– Идите и пришлите сюда дьявола!
Мистер Уилкес сунул монету в руку доброго доктора.
Пока врач спускался по лестнице, с громким сопением нюхая табак и чихая, на многолюдных улицах Лондона наступило сырое утро весны 1762 года.
Мистер и миссис Уилкес повернулись к постели, где лежала их любимая Камилла, бледная и похудевшая, но все еще очень хорошенькая, с большими влажными сиреневыми глазами. По подушке золотым потоком струились волосы.
– О, – чуть не плакала она, – что со мной сталось? С начала весны прошло три недели, в зеркале я вижу лишь призрак; я сама себя пугаю. Мне страшно подумать, что я умру, не дожив до своего двадцатого дня рождения.
– Дитя мое, – сказала мать, – что у тебя болит?
– Мои руки. Мои ноги. Моя грудь. Моя голова. Сколько докторов – шесть? – поворачивали меня, словно мясо на вертеле. Не хочу больше. Дайте мне спокойно отойти в мир иной.
– Какая ужасная, какая таинственная болезнь, – пролепетала мать. – Сделай что-нибудь, мистер Уилкес!
– Что? – сердито спросил мистер Уилкес. – Она не хочет видеть врачей, аптекарей или священников – аминь! – а они очень скоро разорят меня! Может, мне следует сбегать на улицу и привести мусорщика?
– Да, – послышался голос.
– Что?! – Все трое повернулись посмотреть на того, кто произнес эти слова.
Они совсем забыли о младшем брате Камиллы, Джейми, который стоял у дальнего окна и ковырял в зубах. Он невозмутимо смотрел вдаль, туда, где шумел Лондон и шел дождь.
– Четыреста лет назад, – совершенно спокойно проговорил Джейми, – именно так и поступили. И это помогло. Нет, не надо приводить мусорщика сюда. Давайте поднимем Камиллу вместе с кроватью и всем остальным, снесем ее вниз по лестнице и поставим возле входной двери.
– Почему? Зачем?
– За один час, – Джейми вскинул глаза – он явно считал, – мимо наших ворот проходит тысяча людей. За день двадцать тысяч пробегают, проезжают или ковыляют по нашей улице. Каждый из них увидит мою несчастную сестру, пересчитает ее зубы, потрогает мочки ушей, и все, можете не сомневаться, все до единого захотят предложить свое самое превосходное средство, которое наверняка ее излечит! Одно из них обязательно окажется тем, что нам нужно!
– О! – только и смог произнести пораженный мистер Уилкес.
– Отец, – взволнованно продолжал Джейми. – Неужели ты встречал хотя бы одного человека, который не полагал бы, что он способен написать «Materia Medica»:[1] вот эта зеленая мазь отлично лечит больное горло, а бычий бальзам – опухоли? Прямо сейчас десять тысяч самозваных аптекарей проходят мимо нашего дома, и их мудрость пропадает зря!
– Джейми, мальчик, ты меня удивляешь!
– Прекратите! – вмешалась миссис Уилкес. – Моя дочь никогда не будет выставлена на всеобщее обозрение на этой или любой другой улице…
– Тьфу, женщина! – оборвал мистер Уилкес. – Камилла тает как льдинка, а ты не хочешь вынести ее из этой жаркой комнаты? Давай, Джейми, поднимай кровать!
Миссис Уилкес повернулась к дочери:
– Камилла?
– Я могу с тем же успехом умереть под открытым небом, – заявила Камилла, – где свежий ветерок будет перебирать мои локоны, пока я…
– Вздор! – возразил мистер Уилкес. – Ты не умрешь, Камилла. Джейми, поднимай! Ха! Сюда! С дороги, жена! Давай, мой мальчик, выше!
– О! – воскликнула Камилла слабым голосом. – Я лечу, лечу…
Совершенно неожиданно над Лондоном вдруг засияло чистое голубое небо. Горожане, удивленные такой переменой погоды, высыпали на улицы, им не терпелось что-нибудь увидеть, сделать, купить. Слепые пели, собаки прыгали, клоуны вертелись и кувыркались, дети играли в классики и мяч, словно наступило время карнавала.
И в этот шум и гам с покрасневшими от напряжения лицами Джейми и мистер Уилкес несли Камиллу, которая, будто папа римский, только женского пола, с закрытыми глазами возлежала на своей койке-портшезе и молилась.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив