эффектом. Сидящий напротив, поджав лапки, майор был похож на червивого масленка. Маленький, мятый, сопливый.
– Ну что, будем кильку шкурить или по-хорошему добазаримся? – не глядя в позорные глаза мента, вкрадчиво спросил Шрам.
– Лучше по хорошему! – взмолился мокрый от пота, как выползший на морской берег тюлень, Иваныч.
– Вот и лады, – по-доброму улыбнулся Иванычу Сергей Шрамов, только руки не подал.
Так отряд Шрамова увеличился еще на полчеловечка, но не это подмывало Шрама сразу после отчаливания майора заглотить стакан водки.
Оказывается, шурша с огоньком на поляне, как пахарь, он лил воду на чью-то неродную бычью мельницу. И даже хуже. Ведь до сих майорских откровений Сергей сам – лох отстойный – не дознался, что у нефтекомбината мерещатся новые хозяева. И еще чуть-чуть, и Шрам опоздал бы на поезд.
И еще парочка таких промахов, и можно идти топиться в местную речку-вонючку.
Если Сергей хочет успеть, ему нужно придумать нечто нестандартное. Ему предстояло развестине только все здешнее бычье царство, а и иностранный капитал. Задачка из области высшей математики. Без стаканов чужой и своей крови не разберешься.
Глава 6
«Это ж даже хорошо, что пока нам плохо!» —
Говорил земеля мой Скокарев Алеха, —
«Если в жизни нету фарта, ты гуляй в кабак.
Погуляешь, покиряешь – будет все ништяк!»
«Это ж даже хорошо, что пока нам плохо!» —
Говорил земеля мой Скокарев Алеха, —
«Если долго нету фарта и кругом долги,
Ты хватать за хвост удачу все же погоди!»
Она опустила гитару и стала похожа на уставшую чайку, севшую передохнуть на снасти проходившего мимо корабля. За ее спиной, как море в бриз, слабо волновался занавес. Девушка целиком отдала себя песне, и теперь ей нужно было время, чтобы собраться с силами и запеть снова.
Кто-то в зале обращал на нее ноль внимания, шевелил вилкой и ножом, будто мясная муха лапками, да не забывал подливать в рюмку дорогое пойло. А кто-то оставил сохнуть буженину под соусом «Арабески» и початую бутылку шато; кто-то, как и Шрамов, выслушал жестокий романс на едином вдохе и все еще находился во власти щемящих слов. Но в отличии от прочих, завороженных сочиненными в России, которую мы прозевали, рифмами, Сергей Шрамов видел певицу не в первый раз в своей жизни.
Он ее узнал сразу, только появилась на сцене. Это была она. Та, которая мелькнула тогда, на разборке. Фигура оранжерейная. Глаза – карельские озера.
Наконец, даже вторые стряхнули с себя волшебное оцепенение. Нижний зал ресторана «Дворянское собрание» ожил, загудел, на время забыв про певицу. У каждого имелись дела поважнее. Развязались языки, над столиками поплыли обрывки трепа типа:
– Че-то у меня труба не трубится?
– Пальцы широкие, сразу по три кнопки нажимаешь...
И даже главный папа с балкона на втором ярусе, кивнув девушке лунным бокалом шампанского, дескать, за твое здоровье, моя ненаглядная, зацепился вопросом с соседом. Кажись,