ть человек – трое мужчин и две женщины).
Действие происходит в наши дни.
Пролог
Якутская тайга. Одинокий кедр у палаток. Он еще очень молод, этот кедр-чужак, невысок. Неправда, что на протяжении года он одинаково пригож и зелен. По весне кедр этот и впрямь малахитово-нарядный под щедрым солнцем, по молодецкому статен; летом – хвоя на нем густая, баская, вся в молодых липких шишках; осенью – хвоя чуть реже, с едва заметной прожелтью, с орехами в потяжелевших шишках; зимой – в пушистых шапках кухты, с серебристым отливом, она почти не отличается по цвету от заиндевелых палаток, где в это время никто не живет.
Лучшая пора для кедра – все-таки лето. Гордо стоит он тогда у палаток, словно ярко-зеленый красавец-сторож. Играют молодые соки, есть азарт и есть неизбывное желание дотянуться до Солнца. Есть, наконец, мечта, а ярко-зеленая верхушка – как победоносный флаг над окружающими деревьями. По особому привлекателен кедр в это время, заметен.
Но жизнь – она разная, с частой сменой цвета, объема, скорости.
Сейчас кедру – тяжко, смутно. Коротышы-корни, легко прошив тонкое покрывало из палой хвои, мхов и почвы, дошли до вечной мерзлоты, расползлись в разные стороны, скользя по шероховатому льдистому конгломерату, но так и не дотянулись еще до живительной чудо-воды сибирских таликов. Очень мало влаги! Худо! Нет еще твердости в стволе, нет силы в корнях… Птицы клюют кедровые орешки; запасают орешки на зиму белка и бурундук. А когда закосматит пурга, белка вольготно загнездует в дупле старой пихты, а предприимчивый бурундук будет жировать в уютной норе под деревом. Ну а молодому кедру прятаться некуда. Стоит на одном и том же месте. Стоит один-одинешенёк среди привычных для этой полосы лиственниц, пихт, елей и низкорослых березок. Полоснет с запада, с далеких Уральских гор ледяной ураганный ветер Кев-вот-пыг, как называют его ханты, – гнется тонкий, в сгустках желто-красной живицы ствол, дыбится зеленая папаха дерева, летят на мшистую промерзшую землю иголки с прожелтью, шишки, сухие сучья. Уныло шумит молодой кедр, стонет с надрывом, жалостливо поскрипывает всеми своими тонкими позвонками. Вот-вот сломается…
Затемнение.
Действие первое
Картина первая
Старый, бревенчатый охотничий домик-заимка в тайге. К потолку подвешены снопики трав. В углу – два топчана, на них спальные мешки. На грубо сколоченном столе – бинокуляр, минералы, пикетажки, закоптелый чайник. На стене – геологическая карта и портрет академика Ферсмана. Возле окошка, в которое видны палатки и начинающие желтеть карликовые березки и лиственницы, стоит Николай – худощавый белобрысый парень в темной спецовке и резиновых сапогах. Все у него длинное и какое-то нескладное: руки, ноги, шея. Спецовка на спине порвана.
Николай (медленно подходит к карте на стене, про себя). Пока ничего утешительного… Неужели я где-то ошибся? Но где? Когда?! Впрочем, не так уж все и плохо. Имея отрицательный результат по тем или иным профилям, мы не только списываем их, так сказать, в архив, но и приближаемся к конечной цели – кимберлитовой трубке, начиненной алмазами. Интересно, что получил Сережка Кравченко?
Николай снимает со стены карту, аккуратно складывает ее и прячет в планшет. Берет чайник, пьет прямо из носика.
Входит геофизик Кравченко – чубатый курносый крепыш в энцефалитке. В правой руке у него – потертая брезентовая сумка.
Кравченко. Салют!
Николай (обрадовано). Наконец-то! Я прямо-таки заждался тебя уже! Трое суток не показываешься на базе…
Кравченко. Что поделаешь, Коля. Борьба требует жертв. Без стонов и жалоб.
Николай (нетерпеливо). Ну, показывай.
Кравченко (достает из брезентовой сумки геофизические диаграммы и протягивает Николаю). Вот. Сейсморазведка по всем профилям.
Николай. Ну-ка, ну-ка…
Кравченко. К сожалению, похвастаться особо нечем.
Николай (рассматривая геофизические диаграммы). Мда, действительно ничего. (С горечью.) Надо же! Ни кимберлита, ни косвенных признаков… Может, тут и впрямь нет алмазов, а? Как считаешь?
Кравченко. Интересный ты человек, Коля! То с пеной у рта доказываешь мне, что Западный планшет – это самая перспективная на алмазы площадь, то вдруг начинаешь сомневаться, спрашиваешь, есть ли тут они? Цирк! Проверяешь меня?
Николай. Сомнения – неотъемлемая часть поиска, говорил Ферсман. Если бы все было просто, здесь бы уже давно открыли месторождение. Я твердо верю в победу!
Кравченко. Правильно! А значит, – надо идти дальше.
Николай. То есть?
Кравченко. Необходимо обязательно провести геофизические исследования и пройти шурфы вокруг озера и – особенно! – в долине реки, там очень много ручьев. Если здесь кимберлит, то в ручьях должен быть неизменный