Сибирская былина о генерале Пестеле и мещанине Саламатове. Александр Амфитеатров

богатого купечества. Административный террор, созданный Пестелем и Трескиным, был тем ужаснее, что, пользуясь покровительством Аракчеева, Пестель сумел обезопасить себя от жалоб в Петербурге. Челобитья перехватывались агентами Трескина в Сибири или Пестеля в Петербурге, а челобитчиков постигало жестокое мщение. Так пострадали за попытки жаловаться на Пестеля и Трескина генерал Куткин, губернаторы Хвостов (тобольский) и Корнилов (томский), купцы Сибиряковы, Передовщиков, Мыльников, Дуборовский, Киселёв, Полуянов, титулярный советник Петухов, председатель и прокуратор уголовной палаты Гарновский и Петров, монголист Игумнов. «Енисейский городничий катался по городу на чиновниках за то, что они осмелились написать просьбу об его смене» (Корф). «Лоскутов дошёл до такой необузданности и смелости, что высек нижнеудинского протоиерея Орлова плетьми» (Ядринцев). Все эти ужасы создали, наконец, самоотверженного героя-избавителя, в лице скромного иркутского мещанина Саламатова, который, в 1818 году, отправился через Китай, сибирскую тайгу и киргизские степи в Россию, добился в Петербурге личной аудиенции у Императора Александра I и объяснил ему тяжкое положение сибирских дел. Подав донос, Саламатов, вместо награды, просил Государя: «прикажите меня убить, чтобы избавить от тиранства Пестеля». Государь был растроган, потрясён. По его личному повелению, Саламатов был отдан на особую ответственность петербургскому генерал-губернатору Милорадовичу. Дальнейшая судьба Саламатова неизвестна. Бескорыстный гражданский подвиг его дал сильный толчок вопросу о ревизии Сибири и реформе её управления. В 1819 году Пестель отставлен от должности, и началась знаменитая ревизия Сперанского, уничтожившая Трескина, его систему, его любимцев Лоскутовых, хотя все эти господа и очень дёшево поплатились за свои неистовства. Подвиг скромного Саламатова не умер в памяти сибирских старожилов.

      О, Боже, Спас Милостивый,

      Пресвятая Богородица Абалацкая[2]!

      До сю пору жили, беды не ведали, –

      Теперя беда на воротях висит.

      До сю пору с горем не знавалися, –

      Теперя горе во штях едим.

      Господь на Сибирь прогневался,

      Опалил на Сибирь сердпе царское,

      Послал на Сибирь злого начальника

      Генерала Пестелева.

      Он Божьим храмам не крестится,

      Царскому имени не чествует,[3]

      Царёву казну в разор зорит,

      Соромит люди почётные,

      Мещанов, купцов в щёку бьёт,

      В щёку бьёт, в кандалы куёт.

      Сходились люди почестные,

      Собирались купцы сибирские,

      Иркутские, томские, тобольские,

      Сибиряковы, Передовщиковы,

      Петуховы, Киселёвы, Трапезниковы.

      Они сходились, купцы, во единый круг,

      Они думу думали за единый дух:

      – То ли нам, купцам, на свете не жить,

      То ли нам, купцам, до веку тужить

      От злого начальника

      Генерала Пестелева?

      А вольно купцам на свете жить,

      А негоже купцам до веку тужить!..

      Гнали купцы мальца в гостиный двор,

      Брали бумагу золотой обрез,

      Ярлык скорописчатый.

      Писали слёзную грамоту,