-то бесконечно далеким от этого мрачного места.
Сколько сейчас времени? На дворе сентябрь, темнеет уже рано. Может быть и семь вечера, и семь утра. Посмотрев на часы, человек обнаружил, что они остановились, причем ровно в половине восьмого. Именно тогда, когда он, судя по всему, вышел из троллейбуса и неизвестно зачем зашел в открытые круглыми сутками кладбищенские ворота. И вроде ведь не пьяный, даже непьющий, можно сказать, и с «котелком» на плечах все в порядке. Какого же черта занесло сюда?
Мужчина продолжал осматриваться, стараясь найти хоть какие-то ориентиры. Судя по всему, он оказался в дальней, давно заброшенной части кладбища. Кресты накренились в разные стороны, урны тяжело просели в землю, кое-где виднелись склепы явно из прошлого века… Поняв, что легких путей не бывает, он решительно двинулся вперед по тропинке.
Внезапно слева от него, почти рядом, что-то зашуршало. Человек? Бродячая собака? Ни черта не видно в этой темноте. Хоть бы зажигалка с собой была – да ведь, как назло, некурящий. Он не нашел ничего лучшего, чем крикнуть в темноту: «Кто здесь?» и тут же почувствовал себя идиотом: ответом ему был лишь вой ветра среди голых веток тополей.
Шорох послышался справа, еще ближе, совсем рядом. Казалось, что кто-то (или что-то) выбирается из-под земли, с трудом расталкивая тяжелую мокрую глину. Этого нервы уже не выдержали: он бросился бежать по тропинке, не заботясь о том, что будет выглядеть дураком. В конце концов, он на этом кладбище один. По крайней мере ему очень хотелось на это надеяться.
Внезапно тропинка закончилась, и человек едва не упал, споткнувшись о каменные плиты. Перед ним зиял черный провал – верхнее перекрытие склепа не выдержало испытания временем и непогодой и провалилось внутрь. Мужчина с ужасом осознал, что бежал в сторону, прямо противоположную выходу. Идти назад, навстречу зловещему шороху? Или продираться дальше, в надежде добраться до ограды и перемахнуть через нее?
Размышления прервал протяжный полукрик-полустон, доносившийся издалека. Словно ошпаренный, он обернулся на звук и увидел в нескольких метрах от себя, позади частокола крестов, белую фигуру. Уже не думая ни о чем, мужчина со всех ног рванул дальше… Лишь когда его дыхание сбилось, он остановился, чтобы перевести дух.
Что это случилось с ним, закоренелым материалистом? Шуршит наверняка бродячая собака, которая ищет остатки поминальных трапез, кричит какая-то ночная птица, а белая фигура – всего лишь статуя на могиле давно умершего богача… Но не успел он привести свои мысли в порядок, как какая-то сила подняла его над землей и развернула, в ноздри ударил запах могильного тлена, а потом…
…А потом не было уже ничего.
Вот так – или примерно так – могла выглядеть смерть моего школьного друга Володи. Его тело нашли осенним днем в заброшенной части кладбища. На лице застыл ужас, на теле обнаружили несколько больших рваных ран. Кто и зачем убил его с такой жестокостью и как он вообще оказался на кладбище – следователям так и не удалось установить. Не знал тогда этого и я. И лишь теперь, по прошествии времени, могу четко сказать, чьих рук это было дело.
Впрочем, поспешу представиться. Зовут меня Виктор Голицын, уже 36 лет я живу, расту над собой, делаю карьеру, прожигаю жизнь, читаю умные книги, смотрю дурацкие западные комедии, мотаюсь по разным уголкам России.
И всю жизнь у меня была пара недостатков. Первый – я всегда много думал. Но раньше думы мои были в основном о том, как же мне прожить жизнь не зазря, достойно, не последним человеком, но и не помереть раньше времени. Непосредственно потусторонним миром, миром Тех, я заинтересовался не так давно…
Ну а второй недостаток – я привык все делать досконально. И когда проблема какая-то меня занимала, старался разобраться во всем до малейших тонкостей, пока все не пойму – не отступлюсь. Помогало мне это или мешало в жизни – бог весть. Но если бы не этот мой «пунктик», не писал бы я сейчас эти книги…
Жена моя происходила из семьи потомственных целителей, что сейчас ценится на вес золота, только в те времена ее родню не особо жаловали в родной деревне, и даже когда они разъехались по разным городам, молва словно хвост за ними моталась: будто и гадают они, и порчу наводят, и лягушек варят.
Тогда я не верил ни во что «этакое», ни в домовых, ни в леших, ни в привидений, ни в черта лысого. И не знал, что моя милая всю жизнь несет тяжесть нереализованного дара, по своему выбору… и мне придется отдавать этому свету то, что она задолжала Тому…
После смерти жены я почти на два месяца ушел в запой… Сил у меня хватало лишь выползти из дому до ближайшего магазина за водкой. Друзья сменяли в моем доме скорбный караул, но скоро и их силы стали иссякать. Последние две недели я пил один, по-черному, тупо уставясь в телевизор и ничего не видя. На работу плюнул, благо за прежние заслуги меня отправили сначала на больничный, а потом в отпуск с содержанием. Одичал, оброс бородой. А уж что в квартире творилось – лучше не рассказывать.
И только благодаря мой теще Ирине Юрьевне я не превратился в законченного алкаша и не стал шататься по вокзалам, выпрашивая папироску у отъезжающих. Она меня и познакомила с миром потусторонним.