о поспать, чтобы завтра мозги были свежими, и она смогла противостоять напору следователя. Кира с сожалением стянула с ног дорогие итальянские сапожки на тоненькой высокой шпильке и небрежно бросила их на грязный пол камеры, затем уперлась спиной в стену неопределенного цвета, плотнее закуталась в голубую норковую шубку и начала понемногу согреваться. Шубка, купленная ею когда-то в Греции, была легкой, почти невесомой, но такой теплой.
Кира прикрыла глаза, но сон не желал приходить к ней. Слишком много мыслей роилось в голове, а разыгравшееся воображение снова и снова подбрасывало страшные картинки будущего. Вот она на очередном допросе, а вот – в зале суда, где строгий и принципиальный судья зачитывает приговор. Вот она в камере с женщинами, которые уже осуждены. Уголовницы пристают к ней, а она безропотно выслушивает их насмешки и издевательства. А ночью в душной камере она боится уснуть, потому что самая наглая бабища пригрозила ей тем, что этой ночью отымеет ее по полной программе.
Кира вздрогнула от омерзения и открыв глаза, уперлась взглядом в пустоту.
Да, сейчас она честно может признаться себе в том, что ей страшно, очень страшно. Да, она боится. Боится неизвестности. Страх все нарастает и нарастает. Кажется, что совсем скоро он заполнит собой всю камеру, и она умрет от удушья.
Дрожащей рукой Кира стянула у горла воротник шубки, и в который раз обвела взглядом камеру. Камера неимоверно грязная. Заплеванный деревянный пол не убирался, наверное, с начала времен. Из разбитого окошка, забранного толстой решеткой, расположившегося почти у самого потолка, нестерпимо дует. Зима в этом году необычно суровая: морозная и вьюжная. Тусклый свет лампочки, спрятанной в грязном плафоне, едва освещает место, где Кира не хотела бы оказаться даже в самом страшном сне.
Кира подтянула колени к груди и укутала полой шубки ноги. Теперь они не так стынут…
Арест был неожиданным. Как известно, все беды и неприятности сваливаются неожиданно. Она не была к этому готова, как не был готов и ее муж. Что теперь будет с ним и сыном? Когда ее забирали, в глазах сына она видела страх. Страх и непонимание того, что происходит. Незнакомые серьезные мужчины, переворачивающие в квартире все вверх дном, испугали не только сына, но и ее. Муж старался казаться спокойным, но и он понимал, что эта страшная ночь навсегда изменит их жизнь.
Что будет с мамой? Она часто болеет в последнее время. Кто позаботится о ней? Что будут говорить соседи? Робко приоткрыв двери своих квартир, они наблюдали, как ее выводят из квартиры в наручниках. Люди с жалостью взирали на Костю, который обхватив колени отца, смотрел ей вслед глазами полными ужаса и слез. Почему-то в тот момент она обратила внимание на лицо мужа. Оно было хмурым, осунувшимся и очень бледным. О чем он думал тогда? О чем сожалел и чего боялся?
Уголовница захрапела еще сильнее.
Эту женщину специально подсадили к ней. Это ясно как божий день. Эта неприятная особа взахлеб рассказывала Кире о своей жизни. Кира понимала, что в словах этой тетки с одутловатым лицом нет ни капли правды. Женщина говорила, что ни в чем не виновата и никакого преступления не совершала. Она представилась Аней. Может, она и не Аня вовсе? Потом Аня начала расспрашивать и ее. Почему она здесь, кто ее муж и есть ли у нее дети. И сколько стоит ее шикарная шубка и где Кира покупала ее. Кира отвечала неохотно и односложно, но, чтобы хоть как-то отвлечься от своих грустных мыслей, поинтересовалась у Ани, сколько ей лет. Та ответила, что тридцать два. Но Кира дала бы сокамернице все сорок пять. У тетки было неприятно, испитое и осунувшееся лицо с синяками под глазами, и неухоженные руки с грязью под ногтями, словно она только что вылезла из помойки. Да и откуда будут руки ухоженными здесь, в тюрьме? А еще, с тоской в голосе и со слезами на глазах, Аня рассказала и о своих детях, которых сейчас воспитывает бабушка. Мужа как оказалось, у Ани нет, и никогда не было. А вот дети есть. Двое, девочка и мальчик. После своей исповеди сокамерница тяжело вздохнула и замолчала. Но Кира почему-то не поверила ни ее рассказу, ни ее слезам. Было в поведении сокамерницы что-то фальшивое, неискреннее. Ну, да бог с ней, с этой Аней. У каждой своей беды и проблемы.
Жутко и страшно. Хорошо, что папа не дожил до этого дня. Хотя, если бы отец был сейчас жив, ей не было бы так страшно. Отец помог бы, выручил из беды.
– Аня, повернись на другой бок, – Кира, исчерпав все свое терпение, выбралась из приятного тепла и босиком прошлепала к уголовнице. Сокамерница храпела как иерихонская труба. Кира брезгливо потрясла Аню за плечо.
– Что? Что такое? Чего тебе надо? Отвали, – сквозь сон пробормотала тетка, перевернулась на другой бок и успокоилась. Храп прекратился.
Ну вот, теперь она может спокойно подумать. В тишине.
Скоро утро. Каким оно будет? Она не спит уже вторую ночь. Кира мысленно представила, как она сейчас выглядит: бледная, со всклоченными волосами и с размазанной по щекам косметикой. И испуганной. До полусмерти.
Во всем виновата ее доброта и желание помочь другим людям. И деньги. Да, она хотела заработать. А что в этом