Иван Лукаш

Статьи


Скачать книгу

Твое…»

      В Страстную ночь, самую таинственную и прекрасную ночь Москвы, когда Спаситель испускал на кресте дух, московский царь как бы принимал на себя Его земное служение, творил Его дело: сам царь среди колодников в темнице…

      На Страстной неделе 1655 года дворцовый писец бесхитростно записывает:

      «В первом часу пополночи изволил великий государь идти на Земской двор и в больницу, и в Аглицкой и Тюремной дворы, и у Спасских ворот, в застенки, жаловал своим государевым жалованием и милостынею иже из своих государевых рук. А жаловал бессчетно».

      Теперь, в Страстную пятницу, в глухонемой Москве, где человек замучен беспощадно, только могущественные видения милосердия московских царей прошли по душам, только провеяла снова немая память о Руси, Руси человеческой…

      Милость и освобождение в прощеные дни.

      Милость и освобождение в страстные дни.

      А третья великая милость и освобождение совершались на самое Воскресение Христово, в Святую ночь.

      Три раза в год, в три Божьих дня, даровал государь людям милость Божьей свободы.

      Заутреня. Сохранилась совершенно живая запись шествия к заутрене царицы в весеннем сумраке московских древних улиц.

      Золоченую карету царицы везли десять белых лошадей. За каретой верхами скакали царицыны боярышни. Они были в белоснежных круглых шляпах, подбитых розовой фатой, со шляп спускались на плечи желтые ленты с кистями. Лица верховых боярышень были прикрыты сквозящими фатами. Все они были в сафьяновых желтых сапожках.

      Впереди поезда стрельцы несли тяжелые ослопные свечи, а за царицыной золотой каретой шли старики-бояре, по трое в ряд, все в золотой парче.

      На заутрене, в огне свечей обрачатых, витых такими мастерами живописного дела, как Леонтий Чулков, свечей зеленых и красных, переливались блеском парча и золото тяжкой чеканки. В этом горячем и живом шевелении, когда так неузнаваемы, светлы и нежны все лица, заутреня была, как само золотое небо, сошедшее на землю.

      И от заутрени царь снова шел к заключенным.

      В Святую ночь в Москве, затихшей в последние мгновения перед Воскресенским перезвоном, царское шествие, смирное, пешее, было как бы шествием самого воскресшего Христа.

      Весь год в милосердном круге совершалось одно мистическое действо царского служения, и вершиной его было шествие в Пасхальную ночь ко всем труждающимся и обремененным.

      Царь первый приносил им весть:

      – Христос воскресе…

      И может ли представить потомок, в каком тихом восторге, каким светлым гулом – ликованием человеческим – отвечали царю московские темницы:

      – Воистину…

      В такие мгновения. и утверждалась навеки Святая Русь. И все, что есть в нас прекрасного, истинного, живого, – все свет тех московских времен, Москвы Христовой победы, Москвы Воскресшего Господа.

      А в первый день Пасхи государь дарил освобожденных и помилованных, жаловал нищих у Спасских ворот и обходил