время от времени откидывал волосы назад растопыренными пальцами.
Вместе с семьей Арсений жил в районе Ростокино на Малахитовой улице. Трехкомнатная квартира в старой девятиэтажке досталась в наследство от дедушки жены. Они переехали сюда всего восемь месяцев назад. Арсений нашел работу рекламного менеджера рядом с ВДНХ и теперь редко пользовался метро, что не могло не радовать.
С Валерией он ссорился редко. Их брак нельзя было назвать идеальным, но Арсений еще ни разу даже в плохом настроении не думал расстаться с женой. В свои двадцать девять Лера выглядела так же хорошо, как в двадцать, когда они с Арсением познакомились. Прекрасная мать, достойная жена. Сдержанная, обстоятельная, она уравновешивала своего импульсивного мужа, гасила ссоры в самом зачатке. Он уважал ее. Арсений никогда не говорил «люблю»: по его мнению, подобные слова давно извратили и заездили, но, конечно, он испытывал к своей жене сильное чувство.
Тем удивительнее была напряженность в их отношениях в последнее время. И это после двухнедельной разлуки, пока Лера с ребенком ездила отдыхать в Геленджик. Теперь она уже не была водой, которая тушит огонь, теперь она в какой-то степени сама сближалась с Арсением вместо того, чтобы отступить, как обычно. Казалось, жена что-то искала, хотела о чем-то спросить, но не словами, а собственным поведением, каким-то знаками. И это особенно раздражало Арсения.
Поругавшись и покинув дом, он поначалу хотел съездить к своему приятелю, снимавшему квартиру на Юго-западе Москвы. Был субботний июльский вечер, в такой день можно и задержаться. Или вообще заночевать в гостях, пусть Лера побесится. Арсений как обычно двинулся к станции «Ботанический сад» – он не любил суету возле ВДНХ, его длиннющие эскалаторы. Он почти дошел до метро, когда что-то внутри, вылезшее подобно инородному существу, шепнуло: в сегодняшней ссоре, как и в большинстве предыдущих, виноват он и только он. Действительно, что он мог предъявить Лере? Она не всегда сдерживается после его ни чем не обоснованного повышенного тона?
Арсений как-то обмяк. Осознание того, что он ни за что не признает свою вину перед женой, усилило гнетущее состояние. Он не очень-то и нуждался сейчас в общении с приятелем, ему лучше побыть в одиночестве. Он повернул назад, побрел через парк, не обращая внимания ни на парочки, ни на старушек, ни на девушек, выгуливающих собак. У пруда он задержался, посмотрел на уток, прошел к Яузе, а после моста повернул налево – здесь река текла вдоль мощной стены из выщербленного кирпича, ограда то ли каких-то складов, то ли какого-то госучреждения.
Странно было обнаружить такое пустынное место посреди мегаполиса. Узкая полоска земли, поросшая травой, была сырая, скользкая. Арсений заметил утку. Та, словно игрушечная, скользила по мутной воде. Арсений на минуту-другую отвлекся, удивляясь, как вообще что-то живое еще обретается в Яузе.
На другом берегу никого не было, он становился выше, заросли закрывали обзор все плотнее. Сможет ли он выйти, если двигаться все время вперед? Полоска земли между стеной и берегом сузилась, стала еще более влажной – солнце сюда почти не попадало. Зато на таком расстоянии от моста уже не было «туалета на природе», и можно было не опасаться вляпаться в чью-то кучу.
Арсений пробирался вдоль стены, чувствуя, что раздражается – тропинка не заканчивалась, становилась все более неудобной для ходьбы. Арсений рисковал соскользнуть в грязную воду. Он не сказал бы, сколько времени он шел вдоль реки, но немало. Казалось, за это время можно было достичь проспекта Мира.
Пройдя еще сотни полторы метров, Арсений остановился. Июль выдался прохладным, сегодня было не больше двадцати градусов тепла, но Арсений вспотел. И он по-прежнему не мог определить, где находится – стена и заросли на другом берегу закрыли обзор.
Чертыхнувшись, Арсений двинулся в обратную сторону. Он понимал, что ему оставалось совсем немного, но его мог поджидать тупик, и увеличивать себе путь не хотелось. Солнце село, и, хотя долгие июльские сумерки не спешили привести за собой ночь, видимость ухудшалась. Арсений не хотел бы идти по этой тропинке в темноте.
В какой-то момент он забеспокоился, и его беспокойство очень быстро переросло в страх. Ему не просто надоело идти неудобной дорогой, он устал, измучился. Он любил ходить пешком, был к этому привычен. Судя по усталости, он прошел километров пять, и это не по асфальтированной пешеходной дорожке. Абсурд, конечно. В парке, который в поперечнике вряд ли превышает один-два километра? Что-то случилось с его восприятием?
Возникло желание позвать кого-нибудь. Просто убедиться, что рядом есть люди.
Устыдившись уже такой близкой паники, Арсений ускорил шаг. И едва не пропустил узкую вертикальную пробоину в стене. Казалось, кто-то пробил дыру кувалдой, хотя это и было проблематично – стена была в полметра толщиной. Арсений приблизился, заглянул в дыру. Видимость закрывал высокий куст сирени. В дыру можно было протиснуться, и Арсений колебался недолго. Протиснуться, найти кого-нибудь, спросить, как выйти с территории. Только бы крупных собак не было.
Лишь пробравшись на другую сторону, Арсений осознал: когда он проходил этой дорогой первый раз, никакой дыры в стене было.
Мысли