ection>
Натюрморт
Сентябрь, 1992 года. Варшава
С воспоминаний и с этого слишком серьёзного текста
всё начиналось… Я жил не взирая на возраст,
перебирал положенье вещей и себя – на бумаге,
строил корабль и плыл в неизвестность.
Переплывал залив в самом узком месте,
не оборачивался, если было худо,
терял друзей (в обоих смыслах),
чернил бумагу, думал о чувствах.
Громоздил слова, слушал речь с изнанки.
Задний ход винтам не позволял сроду,
заходил к тому, кто еще остался,
но не пробовал дважды войти в воду…
Из того, что было, я помнил лица,
из разговоров – смысл вкратце —
разобрав скворечник любимый, птица
предпочитает не возвращаться.
Перейдя за мост я думал о людях,
у которых есть рубль в кармане,
(как это было всегда) … В омут
головой кидаясь – нужно с ногами!
Натюрморт
Как кони медленно ступают, Как мало в фонарях огня…
Осип Мандельштам.
1
Я пишу это ночью в пустом гардеробе, один,
за закрытым окном, закрепив уходящее чаем.
Светлый дым поднимается… Термос – и он господин,
ограничив пространство тепла металлическим краем.
2
Где-то полночь справляют, как будто уже Новый год,
до которого столько ещё, что хватило бы многим.
Где-то есть гражданин, что, открыв перекошенный рот,
ковыряет слова, согревая озябшие ноги.
3
Ночь стоит за окном, как стоят за стеною часы,
как шуршат занавески, не двигаясь с места, на окнах.
Как стоят на морозе, меняя окраску, носы,
отделяясь от лиц, оставляя безносыми в стёклах.
4
Время – ночь. И погода такая, что вряд ли тепло
опоздавшим к автобусу на остановке конечной —
согревают подъезды, дыша в лобовое стекло,
растворяя стекло, как огнём растворяются свечи.
5
Перекрыты дороги, и фразы звучат через «мать»
милицейских кордонов – спиной к перекрытым дорогам.
И стучащих в стекло мотыльков я стараюсь поймать,
потому что зима, потому что замерзнуть – недолго.
ЗИМА
О! эта зима:
слякотность снега,
настороженность бега
по льду. Пустые дома —
все уехали к югу:
жильцы, гувернёры, служанки,
взяв только санки
и летние письма к друг другу —
скудный багаж —
надежда вернуться до срока:
пустая морока,
совершая подобный вояж…
Остановки в пути —
мокрый снег, гололёд.
Ветер жалобней птиц – перелёт.
Крошки птицам – в горсти.
Холодно здесь,
леденелый подъезд —
полустанок, разъезд —
нежданная весть…
Одиноко в дому,
где гуляет погода —
больше времени года —
совсем одному —
ощущенье слона
в зимнем городе —
мёрзнет, вроде бы —
это зима!
«Я как рыба в стекле, за которым лишь комната и…»
Я как рыба в стекле, за которым лишь комната и
слабый свет от окна, сквозь немытые – пятнами стёкла —
различаю едва в полумраке твои кругали
по периметру комнаты в тапках, подошвой стёртой.
По немытым полам, пожелтевшим от чая и слез,
ограничившись комнатой и темнотой коридора,
ожиданьем любви, поцелуя, нечаянных грёз… —
ты стояла внутри, за стеклянной коробкой, Пандора.
Даже если, когда от тебя оставался лишь дым,
запах ветра, дешевых духов, сигарет, анальгина —
ты всегда уходила в ту часть полуострова Крым,
за которым лишь море, лишь море и черная глина —
я тебя ощущал, нет,