незначительны для того, чтобы попытаться спасти положение, которое зашло слишком далеко. Россия находилась в геополитической ловушке, выхода из которой они не видели. И это их угнетало. Ведь любому человеку, как говаривал один древнегреческий мыслитель, для полного счастья надобно иметь славное Отечество[1].
Но иногда так случается, что если чего-то очень хочешь, по-настоящему, серьезно, истово, это происходит. Они хотели сыграть решающую роль в победе нашей цивилизации. И Провидение дало им шанс.
В чем он заключался?
У них появилась возможность организовать и отправить в прошлое экспедицию. В один конец. Чтобы уже на месте постараться поставить нарождающуюся Россию на нужные рельсы и направить сразу в нужном направлении.
Кто-то скажет, что это все бесполезно, потому что все проблемы Отечества проистекают из климата и культурных особенностей. Да, возможно, это так. Но наши герои думают иначе. Они считают, что Россия оказалась безнадежно отставшей из-за того, что не сумела вовремя провести актуальные модернизации социально-политических и экономических институтов. В результате к XXI веку мы так и остались на уровне испанской энкомьенды XVI–XVIII веков…
Глупо? Бессмысленно? Невозможно? Кто знает. Но они, по крайней мере, хотели попытаться.
Пролог
8 июля 1241 года. Степь к юго-востоку от Козельска
Тихая ночь в степи вступила в свои права.
Георгий мерно покачивался в седле своего дестриэ[2]. Колонна его тяжелой латной кавалерии неумолимо приближалась к стоянке кочевников, что посмели напасть на посольство с невестой. ЕГО невестой. Пусть, конечно, и не официальной. Он такого спустить не мог.
Оставалось совсем немного. Его гусары[3] уже обошли стоянку по большой дуге и готовились встречать беглецов в сабли или выстрелами из лука. А он…
– Пора, – вырвал его из раздумий командир батальона кирасир.
Георгий взглянул на него немного расфокусированным взглядом и пару секунд спустя кивнул. Действительно было пора – до стоянки оставалось метров триста-четыреста.
Заиграл горн, резанув по ночной тишине.
Встрепенулись люди у костров. Забегали. Засуетились.
А колонна кирасир, развернувшись строем фронта, пошла вперед. Двумя волнами.
Сначала медленной рысью. Разогреваясь после долгого, мерного шага.
А потом, когда до стоянки осталось меньше полусотни шагов и в нападающих полетели первые стрелы, перешли на галоп.
Мощная лавина закованных в латы всадников на боевых конях, каждый из которых весил больше тонны, внушала ужас. Тяжелый, мерный топот копыт больше напоминал гул, граничащий с грохотом горного обвала, что несет свои камни на головы неудачников.
Копья у всех за плечом, на петлях. Нет смысла их ломать, тем более что никакой организованной обороны нет. Зато у всех кирасиров в руках тяжелые длинные палаши. Страшное оружие при ударе с лошади по пехоте. Да и шли они не стремя в стремя, а с удалением в два корпуса друг от друга, чтобы не мешать друг другу. Тем более что вторая линия-волна гарантированно добьет все, что пропустила первая.
Мгновения как-то размазались.
Секунда.
Вторая.
Третья.
Паникующий противник метался в отблесках костров. А расстояние до него стремительно сокращалось.
Пять метров.
Свет костров отразился в начищенных латах кирасиров.
Удар!
Словно молотом в гнилую дыню.
Хрупкие фигурки людей разлетались во все стороны, сталкиваясь с разогнавшимися тяжелыми кавалеристами. По силе удара закованный в латы всадник на дестриэ сопоставим с легковым автомобилем, совершающим наезд на пешехода со скоростью около тридцати километров в час. Только вот площадь удара раза в два меньше. И, как следствие, бьет «коняшка» сильнее. Ощутимо сильнее. Да и копыта, под которые попадает «пешеход», не колеса. Они остры и крепки.
А ведь сверху еще сидел и всадник с весьма острым и тяжелым «дрыном»…
Георгий где-то на краю сознания отметил легкий, мягкий удар чего-то в грудную латную пластину своего коня. Потом еще один. Еще. Но сам на такие вещи не обращал внимания – он работал тяжелым длинным палашом, рубя все встречные цели, что пытались забиться в проходы между лошадей.
Удар! И чья-то голова лопнула, словно спелая тыква, а клинок, пройдя по дуге, выскочил из грудной клетки неизвестного печенега.
Удар! И рука, защищенная кольчугой поверх халата, отваливается так, словно ее тут и не было.
Удар! И палаш проходит вдоль спины противника, выворачивая белые обломки ребер.
Бедные печенеги, по дурости своей выбравшиеся из персональной резервации на Дунае[4], были смяты в считаные секунды. Ровно за столько, за сколько две волны из четырехсот кирасир пролетят сквозь их лагерь, вытоптав