кнула. Несердито, на всякий случай.
– Повторите имя. Я не расслышал, – снова добродушно обратился Александр к собаке, замечая боковым зрением спешащего сюда крепкого сложения мужчину в кожаном плаще, с ружьем через плечо. Под надвинутой на глаза шляпой наполовину скрывалось лицо. Судя по всему, это был буржуа. А возможно, чиновник из правительственного учреждения или конторы. Когда же охотник приблизился, Зодич… узнал королевского сановника и драматурга, которого не видел более полугода. Это было столь неожиданно, что он встал на ноги. Привлекательное лицо Пьера-Огюстена де Бомарше было обезображено двумя, видимо, недавними шрамами на подбородке и на щеке. Но выглядел он, по обыкновению, энергичным и уверенным. На ремне, маяча буровато-серыми окоченелыми крыльями, висел подбитый вальдшнеп.
– Вы не пострадали, сударь? – подойдя, встревоженно осведомился охотник. – Как уверял хозяин, у которого я одолжил ее, Ланда не кусается.
– Всё обошлось, мсье Бомарше. Я лишь предложил красотке познакомиться. Но она махнула на это хвостом!
Проницательные глаза знаменитости тронула улыбка. На мгновенье задумавшись, припоминая, где он мог встречаться с этим господином, Бомарше обрадованно воскликнул:
– Простите, барон, не признал вас сразу! Конечно же, это вы с моим другом… Верней, с нашим общим другом, Гюденом, сообщили мне о вердикте Высшего суда.
– Да, мы не отлучались тогда из Дома правосудия до самого вечера, пока не узнали решения, и поспешили к почтенному Фаншону. Каково же было наше удивление, когда мы застали вас спящим. Таким самообладанием можно только восхищаться! Вы, как я слышал, покидали Париж?
– Я был вынужден отлучиться во Фландрию, чтобы избежать посмешища.
– Провидение накажет клеветников и продажных судей, лишивших вас гражданских прав!
– Я не думаю о них, – возразил Бомарше, поправляя левой рукой ремень тяжелого ружья. – Прилагаю все усилия, чтобы мое имя было реабилитировано королем. – Он умолк и, поморщившись, покрутил кистью руки. У основания большого пальца также краснел шрам. – Побаливает, черт подери. Памятка о встрече с немецкими разбойниками.
– Вы подверглись нападению? – сочувственно проговорил Зодич.
– Произошло это в нейштадтском лесу. Трое злоумышленников пытались меня прикончить. Я вскинул пистолет, но тот дал осечку. Рука убийцы направила свой нож точно мне в сердце. И если бы не медальон, висевший на груди, я наверняка бы отправился к праотцам. Досадное злоключение… Вы по-прежнему, барон, играете? Помнится, мы как-то встречались за карточным столом.
– Я так же был за границей и давно не навещал Гюдена, – уклончиво ответил Зодич и сменил тему разговора. – Я слышал о вашем проекте по восстановлению парламента, распущенного королем. Это может изменить политическую систему в стране?
– Именно об этом я и заботился. Однако Морепа и Миромениль, наши главные министры, выхолостили документ. Тот эдикт, который подписал король, доверясь своим советникам, ничего не может вызвать, кроме разочарования. Признаться, я не так часто покидаю дом. Угроза ареста не минула. Жаль, что могу охотиться в Булонском лесу, лишенном дичи, а не в своем собственном, в Шинонском.
– Меткий выстрел, мсье Бомарше, приносит удачу в любом месте. А вы, как я вижу, с добычей?
– Случайно поднял птичку у ручья. А стрелок, честно говоря, я неважный. Да и раненая летом рука хандрит. Однако ружьишко – отменное. Привез из Лондона. Бьет довольно кучно, – драматург озабоченно понизил голос: – Впрочем, погода меняется. И холодно, и смеркается. Я с утра на ногах, а пальнул, представьте, всего раз. Зато налюбовался лесом! Вы любите эту пору?
– В общем-то, да. Дожди кончились. И мир как будто обновился. Особенно этот предзимний воздух, отдающий грибной сыростью и дубовой корой. И подбор разноцветных листьев удивителен! Посмотрите на макушку платана, она точно освещена луной.
– У вас, барон, взгляд художника. Это интересно! Вы намерены здесь остаться?
– Нет, нет. Я изрядно прогулялся. Позвольте предложить вам место в фиакре.
– Благодарю, меня ждет экипаж. Вы бываете в Версале? Я не большой любитель балов. А хотелось бы познакомиться с вами ближе. Хотя времени катастрофически не хватает! – с расстановкой промолвил драматург, сворачивая на боковую тропу. – До свиданья, барон. Пусть Бог будет милостив к вам!
– До свиданья, мсье Бомарше! Кланяйтесь Гюдену…
В районе Монмартра, где жил Александр, было сумеречно, знобил разгулявшийся ветер. Лабиринт безлюдных улиц и цоконье подков навевали грусть. «Сейчас бы в нашу псковскую усадьбу, к матушке! – вздохнул Зодич, прикрыв глаза. – И быть просто Сашкой, как звал меня погибший отец, а не придуманным бароном Клодом де Верденом. И свободно говорить и петь по-русски!» Он вдруг поймал себя на мысли, что судьба складывалась таким образом, что ему было предопределено стать конфидентом, чьи донесения читала сама императрица. Живя то в Петербурге, то в сельском отцовском имении, он с детства воспитывался гувернером-французом. Мать, Ганна Юзефовна, малоросска со шляхетскими корнями, научила Александра