Сенька Голотур. Александр Богданов

ом и рассыпали во все стороны весёлые шуточки и бурлацкую брань.

      В Азиатском переулке случился на второй день скандал. Около одного из увеселительных домов матрос Сенька Голотур, Самарский «горчичник», драчун и забулдыга, молодой рыжеголовый парень, затеял ссору с проезжими персами.

      Ссора вышла по пустякам, вздорная и дурашная.

      Матросы в игривом настроении возвращались на ночевку. Шли с разухабистой песней, которую горланили, не обращая внимания на угрозы унтер-квартала:

      Во-олга мать моя родная!..

      Из певцов особенно отличался Голотур. Напруживая широкую сильную грудь, он брал отчаянные ноты высоким звонким тенором, гикал, вкладывал в рот два пальца и по-разбойничьи свистал:

         Что ж вы, братцы, прий-уныли!..

      Эй ты, Филька, ч-чёррт пляши!..

      Потом он приседал казачком на землю, топотал, лихо выбрасывал ноги, хлопал в ладоши, кружился кубарем и, стремительно вскочив, отбивал по сухой земле четкую рассыпчатую дробь.

         Пейте братцы в круговую,

      3-за по-омин её души!..

      Матросы только гопали ему с одобрением:

      – Ах, штоб тя разорвало!.. Л-ловко!.. Сень, пройдись-ка колесом!

      Среди общего восхищения Голотур становился на руки и делал несколько оборотов колесом с одной стороны улицы на другую.

      Молодая удаль бурлила в нем. Хотелось выкинуть что-нибудь такое, отчего неистово заржала бы вся людная толпа зевак, – бабы, подростки и мальчишки, провожающие матросов.

      Удобный случай как раз представился, – на земле, уткнувшись лицом в желтый сорный песок, лежал человек. Это был перс. Очевидно кто-нибудь столкнул его пьяного с крыльца, и он уснул – так, как свалился: на четвереньках, раскрылив руки и выставив из-под цветного бешмета широко расставленные ноги.

      Голотур прошелся колесом, подскочил к персу и ткнул его носком сапога в мягкие части тела, под общий гогот и поощрительный рев.

      Перс лениво поднялся. Некоторое время спросонья он не мог понять, что произошло с ним. Потом, когда он пришел в себя, его вдруг охватила ярость. Бронзово-оливковое лицо его потемнело, он пронзительно крикнул и стал что-то лепетать на гортанном непонятном для всех языке.

      На крик из домика выбежали еще персы в высоких черных шапках, тоже непонятно залепетали, перебивая один другого, засверкали желтыми белками глаз и замахали кулаками.

      Голотур дурашливо стал передразнивать их говор:

      – Алла-ялла-ла-ла-ла!.. Шах кирзы-мирзы, – Мугамед-ялла, ламулла шайтан!..

      Публика – беснуясь – гоготала, а персы угрожающе сошли с крыльца.

      – Волцкие, – не выдавай!.. скомандовал матросам Сенька.

      И завязалась драка. Персы выхватили из-за поясов блестящие отточенные тонкие кинжалы. Но в ход их не пустили, – отчасти из боязни, отчасти потому, что подоспевшая полиция помешала и арестовала главных зачинщиков ссоры – Голотура и его жертву.

* * *

      Ночь Голотур провел в участке. А на следующий день к вечеру ему нужно было явиться на «Аскольд», который отплывал вниз до Астрахани.

      Еще с утра к желтой облупленной каланче полицейской части пришли его товарищи матросы, скуластые, всклокоченные, с помятыми хмельными лицами. Справившись и узнав, что Голотур еще под арестом, они вступили в спор с постовым полицейским.

      – Почему заарештован?.. По какой такой причине?..

      Полицейекий сурово толкал их с тротуара прочь, – на дорогу…

      – Проваливай!.. Нечего здря скопление производить!.. Проваливай без рассужденьев!..

      Матросы не слушали его, напирали и лезли опять с дороги на тротуар.

      – Подавай нам часнова пристава!.. Мы с тобой и разговаривать не хотим…

      – Я вот вам подам!.. Ка-ак же?.. Счас для вас к телефону побегу!.. Пожа-алте, мол, ваш благородье, – драная команда вас требоват!.. Проходи, не стой, покуда не заарештовали!.. Вот запереть вас, с…… сынов, на неделю другую, на хлеб-на воду, будете звать часнова пристава!..