разрушений поражали. Ваза из Урука, шедевр шумерского искусства, датируемый примерно 3500 г. до н. э., старейший в мире резной ритуальный сосуд из камня, – сорвана с основания. Прекраснейшая арфа с головой быка уничтожена теми, кто ободрал с нее золото. Маска из Урука, первое натуралистическое изображение человеческого лица, – исчезла. Нижняя часть статуи из Бассетки – исчезла. Статуя Энтема – исчезла. Аль-Дайни переходил из зала в зал, заменяя пропавшее фантомами, – здесь костяная печать, там украшенная драгоценными камнями корона, покрывая призраками минувшего руины настоящего. И даже теперь, ошеломленный масштабом нанесенного урона, он мысленно шел по каталогу, стараясь припомнить возраст и источник каждой ценной реликвии на тот случай, если музейные архивы окажутся недоступными, когда они приступят к кажущейся сейчас невозможной работе по восстановлению утраченного.
Реликвии.
Аль-Дайни остановился. Закрыл глаза и едва заметно покачнулся. Проходивший мимо солдат спросил, все ли в порядке, и предложил воды – проявление любезности, на которое он не ответил из-за охватившего его беспокойства. Вместо ответа он повернулся к солдату и схватил его за руки. И если бы палец американца лежал на спусковом крючке, это порывистое движение разом бы покончило со всеми проблемами ученого.
– Я – доктор Муфид аль-Дайни. Заместитель куратора музея. Пожалуйста, помогите. Мне нужно спуститься в подвал. Я должен проверить кое-что. Это очень, очень важно. Вы должны помочь мне попасть туда. – Он кивнул в сторону вооруженных людей – фигур в бежевом в сумрачных коридорах.
Солдат с сомнением посмотрел на иракца и пожал плечами.
– Для начала, сэр, уберите руки. – Американцу было лет двадцать, не больше, но в нем ощущалась уверенность, свойственная людям постарше. Аль-Дайни отступил, извиняясь за свою бесцеремонность. – У вас есть удостоверение? – спросил солдат, звали которого, судя по нашивке на форме, Пэтчет.
Аль-Дайни нашел свой музейный бэйджик, но надпись там была на арабском. Порывшись в бумажнике, он отыскал визитку с арабским и английским текстами и протянул ее солдату. Прищурившись в скудном свете, Пэтчет внимательно изучил карточку и вернул ее пожилому иракцу.
– О’кей, давайте посмотрим, что тут можно сделать.
В музее аль-Дайни занимал две должности. Будучи заместителем куратора по римским древностям – этот официальный статус лишь в незначительной степени отражал глубину и широту его знаний, а также объем дополнительной ответственности, добровольно, неофициально и бесплатно взятой им на себя, – он числился еще и куратором фонда некаталогизированных материалов. Мало кто догадывался, какая титаническая работа скрывалась за скромным наименованием должности. В музее действовала сложная и устаревшая система инвентаризации, из-за чего десятки тысяч предметов оставались неучтенными. Часть подвала представляла собой лабиринт стеллажей, заставленных артефактами в ящиках и в открытом виде, и большая