ы были брошены все силы, вся новейшая техника. ВВС и ПВО Москвы получили новейшие истребители, такие как МИГ-3, ЛаГГ-3 и Як-1. Прилагалось максимум усилий, чтобы не допустить бомбардировку города (ПВО столицы было лучше, чем, к примеру, Лондона).
Именно 4 октября 1941 года состоялся первый бой младшего лейтенанта Дмитрия Иванова. Дмитрию уже стукнуло двадцать два, он летал целых три года и уже считался летчиком. Нужно было патрулировать в районе Карманово и не допустить бомбардировки мостов. Местность там была лесистая, и много маленьких речушек пересекали тот район.
Мосты и переправы работали с перенапряжением, пропуская тысячи солдат и оставшейся техники на восток, к сердцу нашей страны, к Москве. Получив боевую задачу, Дмитрий надел парашют и при помощи техника забрался в кабину. Нельзя сказать, чтобы он волновался, но это первый боевой вылет со всеми его обычными страхами. Он был ведомым, как и Серега. И их главной задачей было удержаться за ведущим. А как поведет себя он сам? А как поведет себя новый истребитель ЛаГГ-3? Да и какой он по сравнению с хваленым «Мессершмиттом»? Выдержит ли он тот самый первый бой, не подведет ли товарищей? Эти мысли копошились в его голове на земле, а в кабине все стало привычным и ясным.
Сигнальная ракета появилась в небе все равно внезапно, и тишину бодрого октябрьского утра нарушил рокот двигателей ЛаГГов. Через двадцать секунд он был в воздухе, и земля убегала назад и вниз. В шлемофонах – треск и фоновый шум. Два звена ЛаГГов, целых шесть истребителей набирали высоту. Видимость была хорошей, и даже расположенная в тридцати километрах по курсу взлета Вязьма была уже хорошо видна с высоты всего 600 метров, но это продолжалось доли секунды, они вставали на курс. Через пять минут полета они уже были в зоне патрулирования. Высота – три тысячи метров, светило солнце, и земля в дымке просто завораживала.
– Ниже по курсу – «мессеры»!
При патрулировании на том курсе оказалось, что солнце осталось позади нас, а противник – впереди по курсу и ниже. Идеальная позиция для атаки! Звено бросилось в атаку, а немцы, увидев свои первые горящие и падающие самолеты, бросились врассыпную. Дмитрий следовал за ведущим. Тот открыл огонь, и очередной «мессер» задымил, от него отвалилось крыло, и он беспорядочно завертелся, понесся к земле. Ведущий отвернул вправо и начал выводить из пикирования. Дмитрий опоздал всего на секунду, он не думал на шаг вперед, он проскочил своего ведущего, самолет начало трясти от превышения скорости, а земля набегала стремительно. Дмитрий убрал газ и, упершись ногами в приборную доску, стал тянуть ручку штурвала на себя. Он смог вырвать самолет лишь метрах в пятидесяти и наконец пошел в набор. Спина Дмитрия была мокрой от пота, но самолет был выведен. Прошло меньше десяти секунд, но ведущего уже не было видно. Спина Дмитрия покрылась потом еще раз. Бросить в бою ведущего… Его короткие и тягостные мысли прервали две разрастающиеся на глазах черные точки, от которых потянулись трассеры – это «мессы» открыли огонь. Трассы пронеслись рядом, но мимо. Дмитрий шел в лоб:
– Хрен, не сверну.
Он нажал на гашетку, и двадцатимиллиметровая пушка и пулеметы заговорили, изрыгая всю ненависть к фашистской сволочи. Залп продолжался менее секунды, черные кресты пронеслись совсем близко. Дмитрий развернул самолет, пытаясь разглядеть удаляющиеся «мессы», но горизонт был чист. Пару пуль все же попали в «Мессершмитт-109Е», пилотируемый Гансом Штаубергом, который к своим двадцати пять годам уже имел двухлетний летный опыт боев в Польше и Англии. Он сбил четыре польских и английских самолета, и поездка в СССР представлялась ему милым приключением.
Мотор водяного охлаждения, какой имел и «Мессершмитт», и Лавочкин с Горбуновым был более уязвим, чем мотор воздушного охлаждения. Дмитрию было достаточно всего лишь одной пули, чтобы пробить систему охлаждения мотора «мессера». Вода через пулевое отверстие начала выливаться, потом вскипело масло, произошел заброс температуры, и двигатель, чихнув, остановился.
Высота была около полутора тысяч метров. Внизу был лес, а чуть впереди, километрах в 10–15 – поле. Хотя это и была временная территория СССР, славные войска вермахта так стремительно продвигались к Москве, что Ганс решил дотянуть до поля. «Мессер» снижался по пять-семь метров в секунду, скорость поддерживалась, и Ганс уже знал, что дотянет.
А в этот момент баба Дуся шла по этому самому полю, на которое планировал подбитый «мессер» Ганса. Вчера баба Дуся нарубила топором ветки и уложила их на близлежащее бревно. Рукоятка топора «устала» и сломалась, поэтому на следующее утро она и тащила топорище и веревку для веток, которые должны быть вывезены чуть позже с оказией.
Пели птички, солнце уже хорошо пригревало. «Может, конечно, немцы еще пройдут, но скоро их остановят», – думала тетя Дуся. Думы ее прервал планирующий самолет, который, коснувшись земли, пропахал целую борозду и остановился.
Тетя Дуся, завидев огромные кресты, бросилась к аэроплану. Когда самолет плюхнулся на землю, Ганс, открыв фонарь кабины, начал вылезать. Он уже почти вылез, когда тетя Дуся в два прыжка оказалась у самолета и ударила его топорищем по голове. Ганс упал на фонарь, а баба Дуся достала веревку