ение Иоанна Богослова.
Дьявол с Богом борются, и поле боя – сердца людей.
Ф. М. Достоевский.
Мы с душою нонче врозь: пережиток, вопчем.
Оторви ее да брось – ножками потопчем.
А. Башлачев
© Алексей Качалов, 2017
© Михаил Златковский, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4483-6613-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Не все события и персонажи вымышлены. Любое сходство с реальными событиями и именами неслучайно.
От автора
Примерно через месяц после того, как я опубликовал черновик романа в интернете, мне пришло письмо следующего содержания:
«Каким-то невероятным образом Вы угадали суть. Но все гораздо сложнее, чем в Вашем романе. Вряд ли кто-то воспримет всерьез все, что Вы говорите о целенаправленной ампутации души. А потому нам эта книга не опасна. Живите себе спокойно, но только не пытайтесь узнать, как обстоят дела на самом деле.
Аббат».
Хотелось бы верить, что это письмо – всего лишь шутка, но…
ПРОЛОГ
Странный какой-то выдался вечер. Луна, этот главный атрибут ночи, уже явственно проступила на сумрачном небе, а солнце, хоть и скрылось полностью за горизонтом, но запад продолжал багроветь нехорошим, кровавым светом.
При подобном освещении все предметы вокруг приобрели некую зловещую окраску. Даже церковь, что еще несколько минут назад маячила в глазах ярко белым пятном, – и та вдруг стала багроветь.
Но вот сумерки сменились темнотой, которую нарушал лишь мертвенный свет полной луны.
Санька, по кличке «Мокрый», которая ему очень не нравилась, так как с некоторых пор он не считал себя обыкновенным мокрушником, загнал свою довольно потрепанную «Ауди» в полуразрушенный ангар, где раньше стояла колхозная техника, а теперь орудовали местные мужички, постепенно разбирая сооружение на кирпичи. Заглушив мотор и выключив свет, Мокрый сидел в темном салоне машины и наблюдал за поселком, погрузившимся в ночь.
«Н-да, рановато у нас в сельской местности спать ложатся, – думал он, заметив лишь пять или шесть светящихся окон. – Ну и молодцы, робяты, дрыхните себе спокойно воронками кверху. Нам оно только на руку».
Мокрый вылез из салона, открыл багажник и вынул оттуда канистру с бензином.
Осмотревшись по сторонам и не обнаружив ничего подозрительного, он направился к малюсенькой бревенчатой избенке, что стояла прямо напротив церкви.
«Не дай бог скрипучая», – думал Мокрый, осторожно открывая калитку, но петли оказались смазанными, и он бесшумно вошел в огород. Взойдя на невысокое крыльцо, он убедился, что замка на двери нет. «Значится клиент на месте», – решил Мокрый и отвернул пробку канистры. Обильно полив бензином дверь, он спустился с крыльца, и так, плеская из канистры, обошел всю избушку кругом.
«Наконец-то, – все это время думал Мокрый, – наконец-то, Учитель поручил мне помочь совершить Переход настоящему человеку, а то все фирмачи, воротилы и прочая сволочь. А этот поп, говорят, чуть ли не святой… Ну да, вообще-то, в такой халупе всю жизнь прожить только святой и может».
Мокрый еще раз окинул избушку взглядом. Затем извлек из кармана специально заготовленную по этому поводу зипповскую зажигалку. Наигранно чиркнув колесиком о штанину, он держал ее некоторое время зажженной, бормоча при этом под нос: «Да простятся тебе все грехи, да пребудет душа твоя не небесах! Сверши же свой Переход! Аминь!»
Затем Мокрый резко кинул зажигалку к стене избушки. Бензин вспыхнул, и уже через несколько минут весь домик был объят пламенем. Однако Мокрый не спешил к машине – была у него страсть полюбоваться творением рук своих. Теперь, схоронившись за выступом церковного крыльца, он наблюдал, как из соседних домов повалил народ. Вскоре чуть ли не половина поселка собралась поглазеть на пожар.
«Черт! Откуда только повылезали?! – удивился собравшейся толпе Мокрый. – Кранты мне – посекут еще». Однако все были поглощены зрелищем пожара. Потушить домик никто не пытался – и так было ясно, что его уже не спасти. Лишь несколько парней, кто как мог, старались предотвратить дальнейшее распространение пожара.
– Митька, мать твою, да куда ж ты льешь?! Не сюда ж надо-то! – орал на парней какой-то мужик.
– Да не так же надо! Делаете все через задницу! – вторил ему другой.
– Господе, да шож это такое деется! – крестясь, причитали вездесущие бабки. – Сгорел батюшка-то, совсем сгорел!
– Говорила ж ведь я – сидеть с ним надо. Ведь плох он был, совсем плох. Так и знала – заронит из печки, сгорит.
– Че ж не сидела-то? Сидела бы.
– А ведь Авдотья сказывала давеча, мол, батюшка говорил как-то, что ни живым, ни мертвым в церковь-то не воротится. Так оно и есть. Сгорел. И отпевать, поди, нечего будет.
– Господи!