сидеть на крыльце, ожидая восхода: не играет ли солнце в незапланированные дни? И как было не воспользоваться таким простым способом, чтобы стать красавицей!
Расчесал кудельку ветерок по небу,
вот бы на недельку в сказочную небыль.
Мне бы птицы крылья – я бы полетела,
на родном крылечке тихо посидела
и, как в детстве, солнцу песенку бы пела,
на меня б в оконце матушка глядела…
– Девка-то твоя, моленая, каждое утро, гляжу, на крыльце сидит, – замечает тетя Рая маме.
– «Кошка» моя ждет, когда корову подою. Пьет только парное молоко, а чуть остынет – не притронется.
– А моя Капка, беда, совсем молока не пьет, один чай дует, тянется, как соломина, жимолость зеленая.
– Ничего, кости есть – мясо на них нарастет, вон какие пустосмешки, резвые да веселые, как овечки, Бог храни… – успокаивает мама и продолжает, – У меня ведь беда приключилась сегодня. Чуть живого петуха сняла утром с твоей изгороди, повесился с горя. Своих кур мало стало, так на твоих кутюшек позарился, да не рассчитал высоту препятствия, когда перелетал, зацепился крыльями и застрял между штакетин… Голова – в твоем огороде, а сам – в проулке висит, крыльями трясет, шею уже перехватило. Хорошо, успела снять!
– Ну да уж и петух, такого бы и не жалко, прости Господи. Больно драчливый, никому проходу не дает. Всех ребятишек застращал. Нельзя спокойно по улице пройти, чтобы не напал на какого-нибудь робенка, – сетует тетя Рая, нисколько не соболезнуя пострадавшему петуху.
– А потому что инкубаторский. Свои-то петухи намного спокойнее, у нас таких драчливых отродясь курицы не высиживали.
– Поди, после испытания сменит характер, присмиреет…
– Да уж натерпелся страху, кур не перестал бы топтать, – озаботилась мама…
Как-то услышала у мамы песню о Машеньке, кстати, никогда не исполнявшуюся ни по радио, ни по телевидению. Подозреваю, что она народная и сохранилась только изустно.
Вот ее слова:
«Брала-брала Машенька земляничинку,
уколола ноженьку о шипичинку.
Боли-боли, ноженька, да не больно,
любил меня миленький, да недолго…»
Любил меня миленький лишь годочек,
собрался мой миленький в городочек.
Со всеми подруженьками простился,
со мной, молодешенькой, постыдился.
Ой, как я молоденька-молоденька,
коса моя русая коротенька.
Ой, как мою косоньку девушки плели,
косу мою русую милый расплетал…»
Теперь ее поет моя дочка. Передала по наследству от мамы песню.
Школа
Школа. Первое сентября. Хожу между старшеклассниками, как в лесу меж деревьев, боясь потеряться. Первая учительница Галина Калиновна, грустная, с гладко зачесанными темными волосами, в длинном бордовом платье. Я не помню ее улыбающейся. Хотелось слушаться ее и сидеть тихо-тихо.
Во втором классе – Дина Яковлевна, полненькая, с завитыми каштановыми кудряшками,