n>
Восемь сонетов
Камиле Вильдановой
I
Её я встретил будучи прилежным,
теперь мне больше некому сказать
«люблю», такого не сыскать
нигде и всюду. Я слепой мятежник,
я руку поднял на неё небрежно,
нет смысла верить и гадать,
подымится ее ли благодать
над чувствами моими – не смертельно
быть похороненным в таком «раю».
Прощения не ждать мне, вероятно,
так клятва верность тяготит мою.
Увы, стою и вижу – неприятно
тебе со мной. И не объять мне
улыбок, поцелуев, страстных губ…
II
Целую твой портрет, который что-то
мне кажется совсем уже больным.
Устал он от обыденной заботы —
ловить мой взгляд. Так лучше бы одним
глазам смотреть на славную работу
художника, чьи руки влюблены
в твои бесчеловечные красоты,
в улыбки миловидные черты.
Чем если залетит к тебе однажды
толпа, пусть и не раз, а дважды,
испортит твой, едва коснувшись, бюст;
неважно кто, самцы иль самки,
сотрут с картины и котов сиамских.
А значит, труд художника был пуст…
III
Так хочется привстать с моих коленей,
где я, конечно же, стяжаю нрав,
имея горестное самомненье,
и право быть любим в твоих глазах.
Но блеск твоей губной помады
при нашей встрече выцветает вмиг,
так не бывают верным слугам рады —
Я раб твоих непонятых интриг.
Об этом времени не хватит думать,
так я благодарю судьбу:
мы встретились с тобою не без шума,
и разойдемся мы, как только я скажу.
Чтоб не имела место в сердце жажда,
быть незамеченным тобой однажды.
IV
Я презираю в этом мире счастье,
любой успех сжимается, как ноль.
И не иметь своих тут карт, некстати.
Колоду выбрал я – — – любовь.
Что делать с ней? И есть ли дело
до моего отравленного тела
тузу, валету, даме, королю,
иль ждут они, когда мне хватит шлюх
иметь за пазухой. Пусть я ничтожен,
но все-таки мне чужды образцы
столь низменной духовной красоты.
Я отдан верностью тебе до гроба
за красоту столь милого лица,
за то, что не видать с тобой конца.
V
Увы, ты не умеешь просто слушать,
тогда на кой тебе иметь и уши
и ветер в них, под стать ознобу.
Как знал я – долго голову держа,
ты, под ногами яростных прохожих,
удар схватила поострей ножа.
Пока твою он режет кожу —
последуют за этим и глаза.
Увы, ты только слушаешь похожих
не на меня, а на скорей попа,
и пусть мне святость не чета,
но я не менее тобой встревожен.
VI
Порой считаю, сидя по-турецки,
число шагов твоих ступней.
Порой пугаюсь вовсе не по-детски —
любить ко мне идут… Или точней:
Ты возникаешь словно ниоткуда,
и рук твоих прикосновенья шлют
привет. И мой расшатанный рассудок
загадочней не знает «пять минут»,
где каждая из них меня сгубила.
Зачем твоя рука не обошла
меня. Ах, если б ты любила,
но не была ко мне так холодна.
Ведь соткана любовь моя тобою,
и так ранима под твоей рукою…
VII
Друг друга мы любовно утешаем:
словами – я, молчаньем – ты.
Ах, если бы, ах если бы миряне
любили так церковные кресты,
как я к тебе балетными шагами
иду сквозь адовый песок пустынь,
крича неистово «аминь».
Друг к другу мы иначе и не знаем,
как относиться, как нам быть,
когда боишься ты меня любить,
а я мирянам