дернутыми на лоб сетками накомарников.
Она намеренно не обратила внимания на слова проводницы. До прибытия поезда на конечную станцию оставалось два часа, чтобы сдать белье, потребуется пять минут, не больше. Не надо ей напоминать, она сама привыкла решать, что и когда нужно сделать. И терпеть не могла, когда ей указывали, как в этом случае, высоким и пронзительным голосом.
В проводники им досталась явно истеричная особа. На редкость вздорная и мелочная тетка, чье приближение угадывалось по тошнотворному запаху дешевых польских духов. Она нагло не давала сдачу за постель, экономила туалетную бумагу и мыло, чай приносила жидкий, даже туалет в вагоне поначалу функционировал только один, пока сосед Надежды по купе, моложавый капитан первого ранга в отставке, не возмутился и не сделал ей замечание. Туалет заработал, сдачу вернули, чай, несомненно, стал крепче, а капитану выдавали с тех пор три кусочка рафинада. Но Надежду проводница моментально зачислила в стан своих врагов и не иначе, как «мадам», к ней не обращалась, хотя та как раз в конфликты не вступала, разве только намеренно игнорировала ее желание поставить всех на место и один раз вежливо напомнила, что в русском языке есть очень хорошее слово «пожалуйста».
Причина была проста, как тот же кусочек рафинада. Отставной капитан первого ранга, не скрываясь, ухаживал за своей соседкой: принес ей постельное белье и одеяло, вдвоем они обедали в ресторане, прогуливались по перрону во время стоянок поезда. А к концу вторых суток Николай, так звали капитана, подарил ей букет из полевых ромашек, которые с виду беспризорные дети продавали по вагонам. По этому случаю они тоже на пару распили бутылку армянского коньяка, которая весьма кстати оказалась у него в чемодане.
Конечно, если ты едешь в купе один на один с симпатичным мужчиной, который положил на тебя глаз, и вдобавок распиваешь с ним вино и принимаешь цветы, ничего не остается, как лечь с ним в постель. Впрочем, Надежда не слишком препятствовала традиционному развитию событий, но проводница была другого мнения. Женщина яркая и, судя по взгляду и манерам, одинокая, не привыкшая ограничиваться в связях, она повела себя с бывшим моряком напористо, выказав явный к нему интерес еще в момент посадки Николая в поезд.
Но в этот раз ей не повезло. В соседках у капитана оказалась более молодая и красивая женщина, и проводница тотчас возненавидела ее всеми фибрами своей неприкаянной души. В тот момент, когда капитан готов был уже перейти от слов к делу, эта злыдня в форменной пилотке МПС постучалась в дверь их купе, и через минуту несостоявшиеся любовники оказались в компании двух молодых киргизов, возвращавшихся в родной Бишкек через Белогорск. Они оказались весьма милыми молодыми людьми, хорошо говорившими по-русски и угостившими их отличной дыней и великолепным виноградом, но разочарование, которое испытали капитан и Надежда, уже нельзя было ничем подсластить.
Правда, в час ночи они ушли в тамбур, где вдоволь нацеловались, но это было как-то несерьезно, и Надежда чувствовала себя неловко. К тому же хождение из вагона в вагон продолжалось, хотя и менее интенсивно, в ночное время. И все проходившие мимо них через тамбур в соседний вагон окидывали парочку или многозначительными взглядами, или весело подшучивали, иногда – то были проводницы соседних вагонов – неодобрительно фыркали. В конце концов появились два сопровождавших поезд милиционера и вежливо попросили предъявить документы. Правда, ознакомившись с ними, взяли под козырек, пожелали счастливого пути и ретировались в направлении штабного вагона.
Капитан при этом крайне удивился, потому что милиционеры отнеслись к Надежде с большим почтением и документы вернули с улыбкой, его же просмотрели крайне небрежно.
– Совсем молодые ребята, – сказал он, заталкивая удостоверение в карман спортивного костюма. – Еще не потеряли уважение к учителям.
Надежда уставилась на него.
– При чем здесь учителя? – спросила она, недоумевая. – Или ты принял меня за учительницу?
– А что? Разве не так? – поразился Николай. – С характером, милая, неглупая! Настоящая учительница литературы или истории. Математички – они жестче, а химички – те вообще форменные зануды.
– Господи! – Она закрыла лицо руками и спросила, задыхаясь от смеха: – Николай, ты когда в последний раз встречался с учителями?
Тот пожал плечами, абсолютно ничего не понимая.
– Лет двадцать назад, если не больше. А что?
– Дело в том, что я не учительница, – она вытерла выступившие от смеха слезы на глазах. – Но, честно скажу, ты мне очень польстил. Учительница литературы… – она вновь рассмеялась. – Истории… Знал бы ты, какие истории мне приходилось выслушивать.
Тогда наконец до капитана дошло, и он с некоторым сомнением в голосе спросил:
– Так ты милиционер? Следователь? Или судья?
– Нет, – покачала она головой, – не следователь. И не судья… Но более двадцати лет отпахала в уголовном розыске. А последние семь лет служила его начальником…
Моряк на мгновение потерял дар речи. Но очень быстро нашелся и обнял ее.
– Что ж, это только подбавило