Книга Карны. По мотивам Махабхараты. Елена Синицына

здательской системе Ridero

      КНИГА КАРНЫ

      В его шатре тускло мерцал светильник. Я шел к нему сказать, что на завтра все готово.

      – А, это ты! – на его утомленном лице мелькнула улыбка. – Проходи, очень рад тебя видеть! Как там наши лошадки? – он налил какой-то напиток из своего кувшина. – Будешь?

      Я кивнул и принял бокал из его рук. Вообще, я бы принял все, что он бы мне налил, даже яд.

      – Присаживайся. Устал, поди, за день-то?

      Еще бы не устал, но в его присутствии я всегда чувствовал себя спокойно. Он был всем для меня – и отцом, и матерью, и другом, и братом, наставником и господином. Он был самим моим дыханием, и я очень любил его. Было ли это взаимно? Брамины говорят, что любовь является каждому в своем обличии. Поэтому я думаю, он тоже любил меня – по-своему, конечно.

      Я встретил его несколько лет назад, когда он приехал на совет к нашим правителям. Люди шептались о нем, а наш главный конюший часто говаривал: «Сын возницы, а князем стал. Не дадут ему проходу завистники». А я еще ребенком был, когда меня во дворец взяли. Пристроили на конюшне. Так я с лошадками и сроднился, понимать их начал, речь их разуметь, будто нашу, человеческую. А потом, когда старший сын правителя решил ему подарок сделать, я ему помогал коней для царских колесниц выбирать. Тут он и заприметил меня, да вместе с лошадьми и забрал из государевых конюшен.

      – Карна! – где-то в стане искали его. Я вскочил.

      – Сиди! – сказал он мне. – Я выйду.

      Теперь вот я сижу в его шатре. Уже больше двух недель, как мы торчим на этом поле, теряя людей и надежду. Я, конечно, ничего не имею против наших правителей, но положить сотни тысяч воинов ради каких-то бессмысленных споров о наследстве, – это глупость. Тем более, когда спорят родственники. Ведь есть же законы, которыми так просто руководствоваться. Я не утверждаю, что наши правители безгрешны, но, по-моему, пандавы тоже хороши.

      За пологом шатра раздались голоса. Карна возвращался в сопровождении царя Шальи – его назначили возничим моего господина. Если бы я мог, я бы воспротивился этому решению, или даже сам правил завтра, ведь я – тоже возничий! Но я не мог.

      – Хорошо, мой друг, – говорил Шалья, – но все-таки подумай. Твой противник – великий воин, и не тебе с ним тягаться.

      – А с кем ему тягаться, как не со мной? – усмехнувшись, ответил Карна и откинул край шатра. В образовавшемся проходе я увидел царя. Тот взглянул на меня с удивлением.

      – Что этот щенок делает здесь? – спросил он презрительно.

      – Этот молодой человек отдыхает здесь, – невозмутимо ответил Карна, – по моему личному приглашению.

      Шалья хмыкнул и ушел.

      Карна задернул полог. – Поможешь мне? – спросил он, указывая на доспехи в углу.

      Мы перебирали плетения шнуров, проверяли стрелы и запасную тетиву. Карна готовил свое оружие, а я рассказывал ему истории. Потом я замолчал, а он спросил меня, почему. Я вздохнул и решился:

      – Мой господин не должен был отдавать свой золотой панцирь и серьги. А то маемся тут… – Я думал, он будет ругаться, а он лишь засмеялся и потрепал меня по голове:

      – Много ты понимаешь!

      – Много-немного, а то, что царь Шалья – твой завтрашний возничий – ненадежный человек – это я понимаю.

      Он замолчал, потом как-то виновато улыбнулся и тихо произнес:

      – Больше никому это не говори.

      Больше я об этом никому и не говорил. Я написал об этом. Об этом и о многом другом. Я – автор восьмой книги – Книги Карны.

      Но это будет позже, а тогда он попросил:

      – Принесёшь мне воды?

      Я, радостный, помчался со всех ног к родникам в роще, возле которой мы стояли лагерем, скользя по скользким от дождя корням деревьев, а когда вернулся, то увидел, как он плачет… Той ночью он мне все и рассказал… Он рыдал на моем плече, а я, вымокший и растерянный, стоял перед ним на коленях и неумело гладил его по волосам, пытаясь успокоить. Потом он уснул, я укрыл его и собрал оружие и доспехи. Как он завтра будет сражаться?…

      Ненавижу женщин, бросающих своих детей.

      * * *

      Утром, когда я запрягал им коней в колесницу, он подошел ко мне, снял кольцо с пальца и вложил в руку.

      – Если я не вернусь, помни обо мне. – Потом передал/протянул какой-то сверток. – Здесь документы. Отдашь моему отцу. – Он обнял меня и ушел к нашим военачальникам.