emphasis>осужденным и их семьям «Русь Сидящая»
Глава 1
Апельсин
Я режу апельсин. Положила его на доску. Держу правой рукой, левой режу. Главное – тонко резать. Тонко значит долго.
Только не надо глупых аналогий. Апельсин – не вена. Я не собираюсь умирать. Из-за Алаши тем более.
Просто режу апельсин. Тонко и долго. Потому что мне надо как-то дождаться папы. Чтобы он объяснил мне, что я должна была ответить Алаше.
Алаша
Алаша меня остановил уже на подходе к дому. Отделился от тусовки, над которой возвышалась голова Фокса. Сунул руки в карманы кожаной куртки. Чуть сгорбился, наклонил голову набок, улыбнулся. Приблизился ко мне, весь такой блестящий – от чёрных вьющихся волос до лаковых ботинок. И спросил:
– Тебя как зовут, красавица?
Алаша учится у нас первую неделю. Но уже стал частью компании Фокса. Даже его правой рукой. Почему так быстро? Почему же я…
– Так как, красавица?
Он издевается. Я вижу, что он издевается. Фокс видит. Оба видят, что я далеко не красавица.
Но я пытаюсь сохранить достоинство. Показать им, что я не дура. Что я понимаю, что они издеваются, но мне хватит сил держать удар.
– Допустим, Лиза.
И иду дальше.
– А без «допустим»? – вдогонку говорит Алаша.
Я не знаю, что ответить. И бормочу жалко:
– А без допустим… без допустим… тоже… Лиза!
Компания хохочет. Фокс кривится и зовёт:
– Алаха! Отстань от повара!
Я чувствую, что краснею. Повар, значит… Это из-за…
Я тороплюсь к дому. Врываюсь в подъезд. Срываю ненавистную шапку, белый уродский колпак, из-за которого я только что получила ещё одну кличку. Мало мне первой…
Вытаскиваю мобильник, набираю папин номер. Можно позвонить и из дома, но папа необходим мне сейчас, вот именно в эту секунду.
Он должен сказать, что всё нормально.
Что земля круглая.
Что она вертится.
Что за днём будет ночь. И наоборот. И много-много дней-ночей, а потом я вырасту и ходить в школу будет не нужно.
А в эту субботу мы пойдём в музей. И потом – в пиццерию. И ещё поедем на Воробьёвы горы. Будем там бродить и мечтать, как летом приедем сюда с великами.
Мне срочно нужно услышать от папы эту мечту про мечту.
Но папин телефон выключен.
И я иду к лифту, а лифт едет долго, и я пока ещё не знаю, есть ли у нас апельсины.
Когда вернутся родители…
Стемнело, а я так и не включила свет. Режу третий апельсин. Он круглый и напоминает землю, которая (всё-таки!) вертится. Мне немного лучше. Хотя до конца меня приведёт в чувство только папа. Он просто придёт домой после работы. Помоет руки и обязательно прокричит из ванной:
– А вам не кажется, что я похудел?
– Нет! – крикнем мы с мамой хором.
Папа боится худеть. Ему кажется, что худеют только больные.
– А я всё-таки похудел, – с тревогой скажет он, – у меня ввалились щёки.
– Лучше бы у тебя живот ввалился, – скажет мама и хлопнет его легонько по майке.
– Я попрошу, – скажет папа, усаживаясь за стол, – не проявлять жестокости к похудевшему от душевных страданий.
– Ой-ой-ой, – скажет мама и со стуком поставит на стол тарелку.
– Селёдочка! – обрадуется папа и забудет о душевных страданиях.
И я забуду. Буду отмокать в их разговорах и смехе, как в ванной. А потом папа подсядет к компьютеру, чтобы «накропать» очередной рассказик для детского журнала, а я сяду рядом на диван. И он скажет:
– Ну, сыпь свой крыжовник!
Это цитата. Из «Дорога уходит в даль» Александры Бруштейн. Мы с папой любим одинаковые книги. И часто напоминаем друг другу разные фразочки. Папа ещё любит цитировать: «Тётенька Цвой так и заливалась смехом… Нет, нет, Альфонс, рассказывай! Мы это обязательно сделаем» и «Бруно попробовал несгоревшие макароны, но тут же выплюнул прямо мне на ботинок». Это из «Злоключений озорника». А мне нравится: «Нет, мы не разбивали голубой чашки. Это всё только серые злые мыши». Это из Гайдара.
Когда папа скажет: «Сыпь!» – я вывалю ему всё.
Сначала он придумает что-то смешное. А потом серьёзно скажет:
– Плюнь. И разотри. Они одноклеточные сейчас, мальчики ваши. Поверь. Им сейчас нужно только одно.
– Ну и разговоры у вас, – проворчит мама, которая потащит в это время на балкон кастрюлю с оставшейся картошкой.
Мама откроет дверь, и мои коленки обдаст холодом. Папа долгим взглядом посмотрит на маму, а потом скажет:
– Я не об этом. Им сейчас нужно только поклонение. Они завоёвывают, им поклоняются, и они идут дальше – завоёвывать. И так до бесконечности. Пока не захочется жениться. А жениться